отошел.
Часть 4
«ИДЕЙНЫЕ» НАЧИНАЮТ И ПРОИГРЫВАЮТ
Глава 17
ПОМОРНИК – ПТИЦА ХИЩНАЯ
Сарычев не торопился начинать допрос. Полистал газеты, прочитал несколько интересующих его статей. Потом заварил крепкий чай и щедро выжал в стакан половинку лимона. Рябой сидел неподвижно, крепко вцепившись в привинченный табурет. Он не издал ни звука и с каким-то жадным интересом наблюдал за приготовлениями начальника уголовного розыска.
Лишь изредка Сарычев посматривал в сторону Рябого и видел, что тот значительно приободрился. В его облике уже ничто не напоминало былую растерянность. Обыкновенный задержанный, который твердо уверен, что после профилактической беседы с начальством его отпустят восвояси.
А вот спесь с него следовало бы убрать!
Сарычев отхлебнул чайку и почти по-приятельски спросил:
– Что же это дружки тебя, раненного, оставили? Или это у жиганов так принято? Сами сейчас находятся где-то в безопасности. А ты здесь, в уголовке, торчишь. И прямо тебе скажу, дела твои швах! – Сарычев сделал сочувствующее лицо и продолжал: – У нас нет времени на разговоры. Пойми нас правильно. Жизнь – суровая штука! Поставят к стенке, и точка! А ты еще молодой, мог бы и пожить, – последние слова были сказаны со вздохом.
Рябой проглотил горькую слюну и сдавленно заговорил:
– Колоть меня решил, начальник? Только мне и так крышка, расскажу я тебе чего-то или нет.
– А ты не скажи, – заметил Сарычев, отхлебнув глоток чаю. – Все зависит от того, как дело завертится. Вот оформлю я, что именно ты убил наших ребят, тогда уж точно стенка...
– Послушай, начальник, ты же знаешь, что это не я стрелял. Ведь своими же глазами видел.
Сарычев будто и не слышал, бесстрастно продолжал:
– А если оформлю, что ты оказался там... случайно, тогда дело другой оборот принимает, сам понимаешь. – И участливо поинтересовался: – А нога-то зажила?
Рябой лишь отмахнулся:
– Да хрен с ней, с ногой-то... не впервой! А по ушам не проедешь, начальник, я «слюну пущу»... как на исповеди, а ты меня сам же под стеночку и уговоришь. Так?
– Ты меня не интересуешь, – честно признался Сарычев. – Мне нужен Кирьян! А чтобы достать его, я готов пойти на некоторые... компромиссы.
Рябой отрицательно покачал головой:
– Начальник, Кирьяна тебе не достать. Он сидит высоко, – возвел Рябой глаза кверху. – У него везде свои слухачи. Вот я сейчас здесь с тобой за жизнь толкую, а вечером наш базар будет ему по полкам разложен. А потом, я с ним не кентуюсь. Он пахан, масть держит! А я «махновец».
– Я слышал, что ты грамотный, газетки почитываешь.
– Случается.
– И какая газета тебе нравится больше всего? – допытывался Сарычев.
– Да разные, – неопределенно пожал плечом жиган.
– А мне «Известия». И знаешь почему?
– Просвети.
– А потому, что там печатают известия об исполнении расстрельных приговоров. Среди расстрелянных часто встречаются фамилии моих недавних знакомых. Знаешь, что бы я тебе пожелал?
– Ну-у, – протянул Рябой.
– Чтобы ты не оказался в этом скорбном списке. – Рябой подавленно молчал. Сарычев хмыкнул: – В молчанку решил поиграть? Напрасно. Я человек серьезный и подобных вещей могу не оценить. Тебе по молодости лет, наверное, кажется, что смерть где-то далеко... А она, быть может, вот здесь, рядом, – улыбка Игната сделалась зловещей. – Я не буду тебя долго упрашивать, – Сарычев развел руками. – Извини, дел много. Итак, я задаю тебе первый вопрос... Если не пожелаешь отвечать, он может стать последним. Как ты оказался во дворе?
Рябой заговорил не сразу. Помолчал, хрустнул пальцами и угрюмо заговорил, чуть наклонив голову:
– Не канает мне нынче масть! Сделал ты меня, начальник... По самую макушку сделал. Только слово дай, что к стенке не поставишь... Нет на мне крови.
Чай был допит. Отодвинув пустой стакан, Сарычев произнес:
– Я не господь бог... но от стенки отведу.
Рябой покосился на дверь и отвечал:
– Твоя беда, начальник, что недооцениваешь ты Кирьяна. Ты здесь чихнешь, а он на своей малине тебе желает... в «деревянный бушлат» сыграть. Вот так-то!
– Что ты этим хочешь сказать?
– А то, Хрящ... ты уж извини, я тебя так по старой памяти называть буду. Меж собой мы тебя иначе и не величаем.
Сарычев усмехнулся:
– Валяй, коли нравится. Я не в обиде!
– А то, что в твоем окружении есть человек Кирьяна.
– Продолжай.
– Каким-то образом пахан просчитал, что вы именно там пройдете. Он нам заранее сказал. Потащил нас под утро в переулок, показал, где лежать. Мне велел быть на атасе... Если кто появится, то подать сигнал.
– Значит, ты увидел нас и подал знак?
Рябой замялся, а потом махнул рукой:
– Колоться, так уж по полной!.. А что сделаешь, Хрящ, если я для того и поставлен был. Как только вы появились, я ему дал знак.
– Как?
– Да кашлянул пару раз! Чего тут мудрить.
– Хорошо. Пойдем дальше. Четыре наших человека к тому времени были мертвы. Кто их убрал?
– Вот этого я не волоку, Хрящ. Ну, падлой буду, не въезжаю! А просто, мы когда туда пришли, их уже сделали!
– Где сейчас может быть Кирьян? – задал главный вопрос Сарычев.
– Чего не знаю, Хрящ, того не знаю. За такое любопытство можно и без котелка остаться. Сказано же тебе, я у него никогда в корешах не числился. Он ведь не туз колыванский, родной маме не верит. А потом, кто я для Кирьяна? Конторщик не при делах, а он циголь с именем! Если с кем и водит дружбу, так это с Макеем... да вот еще со Степаном.
– Где я могу найти Макея?
Рябой призадумался:
– Точно сказать не могу... Он ведь не в кукарешнике парится. Лапти в руки взял да почапал! С вами по-другому нельзя, слабину дашь, так мгновенно на «царской даче» окажешься... А то где и подальше... Вы ведь на нашего брата пуль-то не особенно жалеете.
– Ты мне восьмерины-то не плети!
– Был я у него недели две назад. В Мароновском переулке он тогда залег. К себе-то Макей приваживать не любит. Недоверчивый. А тут как-то повстречались на Якиманке. Я с барышней был, а он один. Говорит, зарулим ко мне, только барышню свою отправь. Ну, я своей ляльке дал полтину на извозчика, а мы с ним на его хату заявились. Я у него тогда спросил, что за праздник такой. А он мне втирает, что у него всегда праздник, когда в карманах капуста шебуршит. А только за разговором он мне признался, что кассу они взяли в одном кооперативе. Деньжата между собой поделили, вот оттого он теперь и шикует.
– А кто с ним кассу брал, сказал?
Рябой отрицательно покачал головой:
– Такое дело даже спьяну нельзя говорить. За себя болтай, а других не впутывай. Но если покумекать, – Рябой призадумался, – то без Кирьяна не обошлось, это наверняка!
