группировке значительно позже. Шумский их и не знал толком. Только клички…
– Я знаю, как можно подобраться к Левинсону, Нес, – молвил наконец тот парень, что ближе всех располагался к выходу из кафе. Его кличка была Сальный. – Он сейчас постоянно ныряет к одной профуре. А я знаю его родного брата. Он мне и дал маячок. Ему самому не по приколу, что сестренка ложится под такого отморозка, как Лева Левинсон. Я могу взять ликвидацию на себя. Ну, вдвоем с корешем с этим. Больше никто и не нужен. Левинсон всегда приезжает один… Что скажешь, Нес? Добро?
– Нет, – Шумский покачал головой.
Его мысли продолжали хаотично сменять одна другую. Причем каждая последующая была абсурднее предыдущей. Нестор и сам это осознавал. В какой-то момент ему даже пришло в голову пойти к Кулагину и согласиться на объединение с ним. Но Шумский тут же отмел подобную идею, мгновенно проникшись презрением к самому себе. Такое в принципе было уже невозможно. Все зашло слишком далеко. И прогнуться сейчас под Кулагина означало окончательное фиаско. Значит, он сдался. Значит, отступился от своих принципов. Значит, Кулагин добился-таки своего. Запугал… Нет! Исключено!
– Почему нет, Нестор? – подал голос другой браток, известный Шумскому под погонялом Бастард.
Заметив, что его товарищ в нерешительности замолчал, Бастард смело решил взять функции переговоров с лидером на себя. Но реакция Нестора удивила и одновременно испугала паренька.
Неожиданно для самого себя Шумский взорвался, как триста тонн тротила.
– Почему «нет»?! Взгляните на себя, придурки! На себя и на меня тоже! – Его крик привлек внимание к их компании со стороны других посетителей кафе. Но Шумскому уже было на все наплевать. – Мы похожи на крыс, которые еще, правда, не бегут с тонущего корабля без оглядки, но уже забились по углам и таращат оттуда глаза. Мы вздрагиваем при каждом шорохе, постоянно оглядываемся на дверь этого сраного кафе… Мы боимся собственных теней! Да и само кафе!.. Вы посмотрите вокруг. Что это за рыгаловка? Я и названия-то ее не знаю, а находится она на самой окраине города. И вы отлично знаете, почему мы здесь! Потому что в центре города все кафе и рестораны уже под Кулагиным и его братвой. И стоит нам переступить порог такого заведения, как нам тут же вмажут пулю в лобешник!.. Вам-то уж точно. А вы сидите, кретины, и планируете, как замочить Леву Левинсона. Вы хоть представляете, что с вами со всеми будет, если даже один-единственный волос упадет с головы такого человека, как Левинсон? Вас порежут на мелкие кусочки! Ясно?!
Выдав всю эту эмоциональную тираду, Шумский достал из кармана куртки носовой платок и громко высморкался. Затем поднял руку, привлекая внимание официантки. Девушка тут же подбежала к их столику.
– Принесите водки! – потребовал Шумский.
– Какой желаете?
– Любой. Принесите любой водки! Все равно какой. Главное, побыстрее.
– И четыре рюмки? – осведомилась официантка.
– К черту рюмки! Дайте нам стаканы. Обычные граненые стаканы. У вас есть стаканы?
– Да, конечно.
Официантка испарилась так же быстро, как и появилась. Нестор наконец вставил в рот сигарету и закурил. Несколько раз глубоко и энергично затянувшись, он выпустил дым в потолок. Щеки у него пылали от пережитого нервного возбуждения.
– Я что-то неясно изложил? – спросил он, чувствуя, что даже молчание этой троицы его здорово раздражает.
– Да нет, все ясно, Нес, – промямлил Бастард. – Просто… Что же теперь? Мы отступаем?
Некоторое время Шумский молчал, перекатывая сигарету из одного уголка рта в другой.
– Мы не отступаем, – сказал он. – Мы ложимся на дно. Возможно, временно. Но в любом случае этой войне конец. Пока конец, а там… Там посмотрим. Я должен подумать…
– Но это все равно означает, что мы проиграли, – не очень уверенно произнес Сальный.
– Смотря что ты называешь проигрышем, – не согласился с ним Шумский. – Мы имеем то, что имеем. То есть остаемся при своих. Если не вставать Кулагину и его людям поперек горла, он не станет нас теснить. – Нестор и сам верил в то, что говорил. – А там, как я уже сказал, посмотрим. Может, карта и ляжет иначе.
Официантка вернулась с подносом, на котором стояли бутылка водки и четыре граненых стакана. Девушка поставила все это на столик. Шумский с хрустом свинтил пробку с бутылки.
1994 год. Москва
Вынужденная командировка
– У нас годовщина, Коля! Ты забыл?
– Нет, конечно. Я помню.
Пилот повернулся к Альбине спиной и продолжил аккуратно складывать вещи в чемодан. Слово «годовщина» его бесило и рождало крайне неприятные ощущения. Эта шмара подзаборная вела себя так, словно она была ему женой. Или хотя бы более или менее официальной сожительницей. Но она была ему никем. Очередной подружкой, с которой он в своих отношениях, как это ни странно, протянул уже год. И как такое вообще могло получиться? Закрутился с делами? Не было возможности сменить партнершу?
– «Помню»! – Альбина зашла ему за спину, и Пилот чувствовал ее разгоряченное дыхание у себя на затылке. – И это все, что ты можешь мне сказать? Я не вижу тебя неделями, ты постоянно где-то пропадаешь, а я сижу, как дура, и жду! Чего? Чего я жду, Коля? Того, что в день нашей годовщины ты скупо скажешь мне: «Я уезжаю, милая, и буду только в конце недели»? Я ведь надеялась!.. Я надеялась на то, что, может быть, хоть этот день станет особенным. Мы сходим куда-нибудь вместе, романтический ужин при свечах и все такое… Потом поедем к тебе или ко мне…
– Мы сделаем все это, когда я вернусь.
Пилот закончил паковать вещи. Застегнув чемодан на ремни, он снял его с дивана и поставил на пол. Поднял голову и встретился с собственным отражением в настенном зеркале. Провел рукой по лицу. Побриться перед дорогой не помешает. Игнорируя присутствие Альбины, Герасимов обогнул ее и прямиком двинулся в ванную комнату. Женщина поспешно последовала за ним.
– К чему мы движемся, Коля?
– Ни к чему, – честно ответил Пилот. – Просто живем и наслаждаемся жизнью.
– Этого мало, – она попыталась обогнать мужчину и оказаться с ним лицом к лицу, но из этого маневра ничего не вышло. – Все люди должны к чему-то двигаться, пойми. Во всяком случае, в том, что касается отношений между мужчиной и женщиной. И все движутся, Коля… Один ты не хочешь.
Он не стал отвечать ей. Пройдя в ванную, Пилот бесцеремонно захлопнул за собой дверь. Альбина осталась по другую сторону.
– Коля! – Она застучала в дверь кулачками. – Коля!
Но он не откликнулся. Альбина продолжала говорить еще что-то, но Пилот ее уже не слышал. Пустив воду в раковину, он приступил к процессу бритья.
Ехать в Новоречинск Герасимову совсем не хотелось. И уж, тем более, ему не хотелось там прятаться, выискивая возможность узнать, чем и как занимается Кулагин. Пилот тоже читал газеты. Как столичные, так и Новоречинские. И на его взгляд, все и так уже было предельно ясно. Кулагин не собирался выполнять программу, озвученную им самим на том памятном сходе. Все, что интересовало Леонида, так это его безраздельная власть в городе и деньги. Делегация столичных законников ошиблась с выбором. Ошиблась, доверившись Кулагину. Для этого не требовалось никаких новых доказательств, и политика Альбатроса Герасимову было непонятна. С Кулагиным нужно было кончать! Причем сразу…
Побрившись, Пилот вышел из ванны. Альбина стояла на том же самом месте, на каком он ее и оставил. Она молчала, но при виде Николая претензии полились с новой силой.
– Ты не можешь вот так просто взять и уехать, – сказала она.
– Почему же? – Герасимов стал одеваться. – Могу. И уеду.
– Мы должны поговорить. Ты никогда со мной не разговариваешь.
– Позже.
– Позже? – Женщина была на грани истерики, и Пилот отлично это видел. Видел, но ничего не хотел предпринимать. – «Позже» – это когда?
– Когда я приеду.
