— Ну хватит! — Куликов стиснул челюсти, вдавив указательным пальцем выпуклую кнопку. Сигнал мгновенно домчался до детонатора, электрический разряд активизировал полкило тротила, мирно дремавшего под капотом «Вольво», и тысячи бесов с радостным воплем выскочили из глубины, разорвав машину на части.
Глава 16
Шесть рослых парней в темно-зеленом камуфляже и в черных шапочках — группа захвата — с нацеленными в потолок пистолетами настороженно всматривались через небольшие прорези и терпеливо дожидались команды.
— Входим по моему сигналу, — произнес один из них, что стоял ближе к двери. Очевидно, старший.
Можно было и не уточнять, но так было принято, при этом старшему полагалось дождаться понимающего кивка.
У каждого из омоновцев был свой темперамент, реакция, характер. Отличались они возрастом, телосложением, но при необходимости действовали слаженно, как гребцы на древней галере.
Глаза у всех молодые, дерзкие, — собственную работу парни воспринимали как небольшое приключение, где есть возможность показать молодецкую удаль. Вовсе не беда, что аудитория часто немногочисленна, а в конце операции не всегда удается сорвать сочный поцелуй красавицы. Важно ощущение гуляющего в крови адреналина.
Старший зачем-то посмотрел на часы и констатировал:
— Остановились, зараза! Пошел! — поднял он в готовности руку с «макаровым».
Верзила, стоящий напротив, с разбега опустил пудовый ботинок в стык двери, и она, расщепившись в косяке, накренилась, устояв. Следующий удар был такой же мощный, замок выворотило, и он, отпустив дверь, вывалился на кафельный пол. Дверь с грохотом провалилась в прихожую, и тут же несколько пар ног, безжалостно царапая каблуками дорогую обшивку, вбежали в комнату. Перед глазами омоновцев предстала безрадостная картина: в самом центре комнаты, с полиэтиленовым пакетом на голове, сидел покойник, руки у него были отведены за спину, а запястья стянуты крепким шелковым шнуром. Омоновцы мгновенно рассосались по комнатам, кто-то с размаху распахнул дверь балкона, стекла при этом предостерегающе зазвенели, грозя вывалиться; на кухне взорвалась опрокинутая посуда, а в коридоре послышалась начальственная поступь.
— Никого! — объявил старший, сделав шаг навстречу вошедшему.
Майор Шевцов остановился возле покойника и произнес, обернувшись:
— Опоздали мы с тобой немного. Узнаешь?
Капитан Васильчиков в темно-сером штатском костюме выглядел на удивление моложаво и очень напоминал стажера, впервые выехавшего на убийство, — движения неуверенные, взгляд чуть растерянный.
— Как же, узнаю, — протянул он. — Сергей Юрьевич собственной персоной.
Комната еще дышала присутствием хозяина, ноздри неприятно щекотал запах терпкого одеколона с небольшой горчинкой.
— Только я не пойму, почему он явился к Куликову, ведь, судя по разговору, он должен был идти к себе домой.
— То-то и оно… Странно все это, однако. Мои люди потеряли его на станции «Кропоткинская». Получается, домой он не пошел, а поплелся к Куликову. Трудно объяснить его поведение, скорее всего он хотел как-то объясниться с ним.
— Да, — печально выдохнул майор, заглядывая в посиневшее лицо погибшего, — вот и объяснился.
Омоновцы не торопились избавляться от черных шапочек, и их присутствие только усиливало жутковатую картину.
— Судя по всему, в эту квартиру он возвращаться не собирается. В противном случае он заманил бы нашего банкира в более укромное место.
— Не исключено, что так оно и было, — сдержанно заметил майор. — Ты посмотри сюда! — указал он на царапины чуть выше предплечья.
— Да, вижу, а еще ворот на рубашке разорван.
— Видно, не сразу он усадил своего гостя на стул, ему пришлось с ним изрядно повозиться. Скорее всего, Куликов хотел задушить его по-тихому, но тот почувствовал опасность, вот тогда он решил форсировать события и сделать это прямо в комнате.
— Зачем ему это было нужно?
— Из этого следует единственное: он понимает, что мы дышим ему в затылок, и старается избавиться от свидетелей, которые могли бы вывести нас на него.
Командир отделения стянул с головы шапку и грубовато скомкал ее в руках. Теперь перед Шевцовым предстал совсем мальчишка, решивший поиграть во взрослые игры. В руках он держал черный пакет.
— Товарищ майор, здесь фотографии, нашел за кроватью, завалилось, — чуть смущенно докладывал он.
— Дай сюда, — вытянул небрежно пакет Шевцов. — Вот это да!
На цветных снимках, выполненных любительской фотокамерой, был запечатлен Куликов с очень красивой женщиной. Вот они наслаждаются печеной рыбой, и женщина, показывая изящные зубки, аккуратно откусывает волокнистое белое мясо. Следующая фотография выглядела более интимно, и сняты они были, очевидно, где-то на Москве-реке. Стась Куликов стоял на песчаном берегу в одних плавках: красивая фигура атлета, этого не отнять, руки мускулистые и хорошо знакомые с тренажерами. Рядом с ним, прислонившись к могучему плечу, стояла все та же девушка. Глаза у обоих счастливые. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — их связывает глубокое и сильное чувство. Дальше — больше. Все тот же пляж, истоптанный желтоватый песок, только в этот раз Куликов держал подругу на руках — в таком виде он напоминал мифического Посейдона, соблазняющего прекрасную нимфу.
— Хороша, чертовка, — веско высказался из-за плеча Олег Васильчиков. — Где они только таких находят.
— Не там ищешь, — скупо заметил Шевцов.
Фотографий было много.
Вот здесь Куликов запечатлен с соратниками, после тяжелых трудовых будней. Неторопливо попивают в компании пивко. Коллеги вполне узнаваемы: один из них, ныне покойный Кориков, сидит по правую руку от босса и что-то нашептывает ему веселенькое, другой — Ковыль с реденькой бородкой, будто подернутой ржавчиной. Дальше ресторан, тоже узнаваем — «Пекин». Куликов, стоя во главе большого застолья, что-то произносит. По обе стороны, по всему видать, бойцы по оружию, внимают наставлению с трепетом, приподняв навстречу полные фужеры. Судя по обстановке, явно не похороны, какое-то нерядовое торжество, не исключено, что отмечают день ангела своего атамана. Такая фотография способна украсить любое уголовное дело. Нужно будет приобщить, и немедленно.
Опять «Пекин», но в этот раз Куликов был все с той же девушкой, бережно, словно хрупкую птаху, способную упорхнуть, держал в своих руках ее узенькую ладонь. Кадр был исполнен мастерски и не лишен художественного новаторства. Скорее всего Стась даже не подозревал о существовании вероломного фотографа.
Фотография удалась, слов нет. Подобный кадр мог бы стать изюминкой любой фотовыставки, около него останавливались бы обделенные сильным чувством посетители и, не скрывая зависти, любовались бы счастьем молодой пары. Особенно привлекателен этот снимок будет для женщин в возрасте, чей последний осенний лист, призывно кружась в воздухе, сорвался с дерева любви много лет назад. Снимок, наполненный содержанием, всегда возвращает в пору юности, когда ночи были необычайно коротки и не существовало более приятного ложа, чем свежескошенная трава на сеновале у любимого.
— Красива, — не без зависти еще раз произнес Васильчиков. — У них любовь, это даже слепой
