Романовна велела боярыне быть в свите при паломничестве к святым местам.
Возничие, взяв под уздцы пугливых кобылиц, переводили их по плавучему мосту. Лошади, высоко задрав головы, неуверенно гарцевали по бревнам, далеко вперед выбрасывая тонкие ноги. Сильное течение стучало по настилу, и колючие холодные брызги обжигали лицо, норовили угодить за шиворот. Следом, в окружении множества боярышень и мамок, шла царица.
Преслава Устиновна держала на руках младенца. Дмитрий безмолвствовал, тихо посапывая во сне. Чадо не интересовало беспокойное ржание коней, не надоедал шум взбесившейся воды, на руках мамки было спокойно и тепло. Дмитрий был похож на Ивана Васильевича: лоб широкий, бровки насупленные, густые.
Вот она, расплата, – в ее руках! А почему бы одним махом не рассчитаться за нанесенные обиды? И от этой нежданной мысли стало жарко. Преслава плотнее прижала к себе Дмитрия, и он хмыкнул, словно насмехаясь над тайными мыслями матерой вдовы.
Рядом с Преславой шествовали другие боярыни, которые то и дело поправляли царевичу одеяльце, отирали сопливое заспанное личико мягким полотенцем.
– Подержи царевича, руки у меня устали, – сказала Преслава, и, когда одна из боярышень с радостью приняла Дмитрия, умиляясь доверенной честью, она легонько подтолкнула девицу в бок, и та, ойкнув, повалилась в беснующуюся воду.
Река Шексна с благодарным журчанием приняла жертву, заботливо накрыла ее пеной и, весело забавляясь, потащила вниз по течению.
На лицах бояр застыл ужас.
Замерли мамки и боярышни, а потом пронзительный девичий голос заставил всех встряхнуться от оцепенения:
– Помогите! Помогите!!!
Течение бурлило, злорадно хохотало, все дальше от моста старалось утащить девку с младенцем. Река сполна рассчиталась за оковы, которыми перетянули ее от берега до берега.
– Да что же вы встали?! – заорал Басманов. – За девкой! Царевича спасайте!
Девка еще раз нырнула под воду, а когда течение выбросило несчастную на поверхность, руки у нее были пусты. Боярышня отчаянно боролась за жизнь и что есть силы молотила ладонями по бурлящей поверхности.
– Мальца спасайте! Царевича!
Стрельцы, побросав бердыши, бежали вдоль берега, рвали кафтаны о камни, падали, разбивая лицо, и снова бежали вслед. Река не хотела пускать их – сильное течение сбивало с ног, норовило накрыть с головой.
Неожиданно выплыл царевич, но это продолжалось только мгновение, и холодная мутная вода вновь поглотила его.
Иван стоял безмолвно, черты его лица затвердели, обильная испарина выступила на щеках, лбу и, собравшись в огромные капли, быстрым ручейком скатилась по подбородку, пролилась на красный ворот.
Царица кричала, пыталась освободиться от опеки и броситься вслед за сыном, но боярышни крепко держали ее за руки.
Вот вновь появилась головка Дмитрия: он проплыл несколько саженей и опять канул.
Стрельцы вытащили девку на берег, она казалась бездыханной, но, когда один из стрельцов, стиснув ее в охапку, потащил на траву, она открыла глаза.
– Жива!
– Вот он! Здесь он! – орали стрельцы, когда течение, легко поигрывая своей жертвой, переворачивало Дмитрия. Один из стрельцов едва не зацепил за сорочку младенца, но течение потащило царевича дальше. И вот, натешившись, река прибила его к ногам одного из отроков.
– Хватай мальца! – кричали тому стрельцы.
– Держи царевича! – вопили с мостка бояре.
– Сына спасите, – едва шевелил губами Иван Васильевич, вспоминая пророчество отца Максима.
Но детина вдруг в страхе попятился.
– Нет! Не могу! Не положено! Трижды царевича вода поглотила, и трижды он выплывал, теперь его душа принадлежит дьяволу. Сатана ему помогает!
Вода ударила в ноги стрельцу, закрутилась воронкой и забрала младенца в себя совсем.
Стрельцы ныряли в воду, в бурном течении пытались разыскать утонувшее дитя, но река Шексна крепко упрятала своего пленника.
Бояре не смели смотреть на царя, который неловко спрыгнул с мостка и, спотыкаясь о камни, пошел вдоль берега.
– Сбылось предсказание старца!.. Господи, неужели мало я страдал и каялся? Господи, почему ты так суров ко мне?! Почему отнял у меня сына?! Господи, за что ты же меня караешь? – упал государь, избивая об острые камни колени. – Или я мало страдал? Я в три года остался без отца, в семь лет без матери. Один только ты знаешь, сколько мне пришлось выстрадать!
Иван Васильевич плакал безутешно. Никто не осмеливался подойти к государю, а на реке стрельцы тщетно пытались выловить тело младенца.
Наконец Иван успокоился. Это был прежний царь, к которому уже стали привыкать бояре, – твердый и сильный. Царь, перед которым не стыдно склонить голову.
Анастасия лежала в глубоком обмороке. Рот ее был полуоткрыт, была она бледна, и казалось, что ее худенькое тело уже покинула жизнь.
– В карету отнести государыню, – распорядился Иван Васильевич.
Подошел Федор Басманов и, глядя мимо мокрого лица царя, глухо молвил:
– Нет царевича, государь. Стрельцы всю реку обныряли, крюками дно цепляли, видать, вода далеко книзу оттащила.
– Искать! Пока не найду сына, отсюда не уеду! Пусть даже на это мне потребуется целый год!
Басманов ушел, и через минуту до царя донесся его рассерженный голос:
– Ну чего встали?! В воду прыгайте! Государева младенца ищите!
На берегу стояла боярышня – зареванная и мокрая, она растирала кулаками остатки белил по лицу. Еще час назад эти руки держали царское чадо.
Подошел Иван. Девица бросилась в ноги и стала целовать сапоги царя:
– Государь Иван Васильевич, прости! Не дай погибнуть христианской душе. Не знаю, как и вышло. – Стрельцы! – вспыхнули гневом глаза государя. – Связать девку и бросить ее туда, куда отправила она моего сына!
Стрельцы только этого и дожидались: стянули боярышню бечевой и потащили к мостку.
– Иван Васильевич, прости! Не знаю, как оно и вышло! – яростно сопротивлялась девица, царапала отрокам лица, кусалась. – Не хочу! Не желаю умирать! Не по-божьи это!
С трудом верилось, что в этом маленьком тельце может таиться столько отчаянной силы.
– Государь, а ведь девица и впрямь не виновата, – услышал Иван за спиной голос Федьки Басманова. – Рядом я был и видел, как девицу под бок Преслава Воронцова подтолкнула.
– Оставьте девку! – повелел холопам государь.
Стрельцы тотчас отпустили девицу.
Преслава Воронцова стояла на мосту одна. Боярыни и боярышни отстранились от опальной. А она в темном вдовьем платье походила на неподвижный камень, одиноко лежащий на берегу.
Иван приблизился. Матерая вдова не сошла с места, как не двинулся бы камень, вросший в землю. И если нужно воде проследовать дальше, то она разобьется о его острые края в мелкие брызги и устремится по новому руслу.
– Ненавижу тебя! – процедила одними губами Преслава. Да так зло, что качнуло царя от такой ненависти. – Вспомни мужа моего, Федора Воронцова. За что же ты его, невинного, сгубил?!
Сколько же ей пришлось таиться, чтобы вот сейчас выплеснуть злобу на убитого горем государя.
– Грех на мне... Но зачем же невинное дитя живота лишать? Девицу и боярыню связать бечевой и бросить в воду! – Взгляд государя остановился на стрельце, который побоялся вытащить мальца на берег,
