Камаев слегка замялся, а потому ответил не сразу.
– С ним, я полагаю, еще раньше, чем с отцом. Наберись терпения.
– Да уж наберусь, – ложка в руках Андрея задвигалась с удвоенной быстротой. Он доел щи и аккуратно отодвинул от себя тарелку. Вытер рот тыльной стороной ладони. – Терпения мне не занимать. Приучен. А маму мою не нашли?
Камаев только покачал головой. Ему неизвестно было, какую легенду выдумал для мальчика на этот счет Гроссовский. А потому благоразумнее было промолчать, чем угодить впросак. Чекист поймал себя на мысли, что с каждой секундой он все больше и больше проникается к пацаненку симпатией. Этого нужно было избежать любой ценой.
– Картошку есть будешь?
– Не-а, – Андрей скроил смешную рожицу. – Впрок ведь все равно не наешься. Оставим картошку до завтра.
– Ну, будь по-твоему. Оставим до завтра, – не стал спорить Виктор Назарович. – Тогда иди умывайся и спать. Я постелил тебе в дальней комнате. Пока отца твоего не выпустили, поживешь здесь. Не против?
– Не против.
Андрей спрыгнул со стула и бодро вышел из комнаты. Через секунду до слуха Камаева донесся шум льющейся воды. Андрей умывался.
Взгляд чекиста остановился на портрете жены. Они с Анной так и не успели обзавестись детьми. Сейчас Камаев в какой-то степени сожалел об этом. Ребенок мог быть той частичкой любимой женщины, которой ему так не хватало.
«Приблизительно то же самое должен чувствовать и Зурабишвили», – тут же возникла профессиональная мысль.
За последние годы Камаев окончательно зачерствел душой и не хотел ничего менять. Толкнувшись руками от гладкой поверхности стола, он поднялся и привычным движением расправил плечи.
– Кто там? – скрипнул старческий голос, и дверь приоткрылась на ширину двух пальцев. Света внутри помещения не было.
– Да я это, я, – откликнулся Графин. – Открывай, Федул. Шибко зябко мне.
Ветер действительно поднялся нешуточный. Падающий по косой снег хлестал уркагана по лицу. Не помогал даже высоко поднятый воротник.
Зазвенела цепочка, а затем уже дверь отворилась полностью. Федул зажег керосиновую лампу и посветил ей в лицо незваного гостя. Узнал.
– Елки-моталки! Вот уж не ожидал, так не ожидал, – большой радости в голосе старика не было. – А чего пожаловал-то, Графин? Я ж вроде как...
– Схоронится мне надо, Федул.
– А-а! Ты один, что ли?
– Один.
– Ну, проходь.
Старик посторонился, придерживая дверь левой рукой, и Графин прошел внутрь. Вместе с ним в сени влетело несколько шальных хлопьев снега.
– Вьюжит, – прокомментировал происходящее на улице Федул.
– Не то слово.
Графин снял шапку, дважды стукнул ее об колено и небрежно накинул на высокую рогатую вешалку. Затем неспешно, с трудом двигая озябшими на морозе руками, стянул пальто.
– Ты не раненый? – деловито осведомился Федул, продолжая подсвечивать гостю керосинкой.
– Бог миловал. Но ушел чудом. Жиганы всех моих положили. И Лешего, и Колотого, и Тимоху. Один я теперь остался. Как перст, один. Ну, ничего! Мы еще свое возьмем, Федул. Не сомневайся. Пока я жив, а жить я намерен еще очень и очень долго, жиганам спокойно дышаться не будет. Не тот я человек, чтобы так легко сдаться. Ну, ты ж меня знаешь, старый чертяга. Приютишь на несколько дней?
Они вместе прошли из сеней в дом. Федул жил один с тех самых пор, как жена его померла. Единственный сын зачах на каторге от туберкулеза. Графин прекрасно знал обо всем этом. В прошлом они с Федулом провернули немало лихих налетов. Потом Федул как-то сам собой откололся. Работал в одиночку, срок оттянул немалый в Пермской губернии, а как вышел да осознал, что здоровье нынче не то, так и завязал. Кое-какие связи у него еще оставались, советом мог подсобить хорошим или наводкой, но сам на дело не выходил. Последний раз Графин виделся со старым другом лет двенадцать назад, до того как сам в острог угодил. И не думал, что придется вот так свалиться к Федулу как снег на голову. Но других вариантов у столичного «ивана» сейчас не было. Он знал, что Рекрут с Митяем и вся их кодла будут продолжать его поиски, все майданы шерстить. А здесь у Федула искать не станут. Не догадаются. Митяй, и тот не догадается. Так что вариант был стоящим.
– Приючу. Куда ж я денусь? – Федул загасил лампу и включил верхний свет. Скромная его обитель как- то сразу преобразилась. – Все-таки мы с тобой, Графин, не один пуд соли вместе съели... Слышал я, слышал о том, что произошло с тобой. Но все к тому катилось. Жиганы – это нынче сила.
– До поры до времени, – мрачно отозвался Графин. – Скоро им так хвост прижмут, что мало не покажется. Вот тогда мы снова силушками и померяемся. Против воров старой закалки у них кишка тонка.
– Ну, тебе виднее.
Скрипучий старческий голос Федула звучал все так же равнодушно, но Графин, казалось, и не заметил этого. Не заметил он и того, как странно, исподлобья наблюдал за ним старый приятель. Словно прикидывал что-то. Повернувшись спиной к хозяину, гость прошел к печке, сел в кресло и блаженно вытянул ноги. На губах его заиграла умиротворенная улыбка.
– Хорошо у тебя, Федул. Все как раньше. Тишина, покой, уют. Ты бы чайку мне еще приготовил, что ли? Озяб я сильно, – Графин демонстративно подул на красные потрескавшиеся руки. – И печку давай затопим.
– Это можно, – согласился Федул. – Только чаем ты сам займись, а я пока за дровами схожу.
– Лады, – Графин щелкнул портсигаром.
Старик накинул тулуп и снова скрылся в сенях. Оказавшись на улице, он не сразу направился к поленнице. Остановился у низенькой калитки и негромко свистнул. На его зов появился мальчишка лет тринадцати в дырявом ватнике и явно великоватой ему шапке-«пирожке».
– Слухай сюды, постреленок, – Федул притянул мальчишку за воротник и зашептал ему в самое ухо. – Малину на Свиной знаешь?
– А как не знать? – гордо заявил сорванец. – У меня там тятька половым работает. Сейчас там жиганы собираются. Все больше ярославские. Но и нашенские тоже бывают. А раньше туда все уркаганы шастали.
– Верно толкуешь. Так вот, беги на Свиную. Найдешь там человека по кличке Крокус. Он тоже из жиганов. Скажи, пусть передаст Рекруту, что Графин у Федула схоронился.
– Графин у тебя? – пацан удивлено округлил глаза.
– Не твоего ума дело. Делай, что велено. Все, беги уже.
Мальчишка не стал больше задавать вопросов. Стоящий у калитки Федул видел, как он во всю прыть бросился бежать в направлении Свиной. В том, что Крокус окажется на этой малине, старик не сомневался. И, значит, его весточка непременно дойдет до адресата. А уж как скоро сам Крокус отыщет Рекрута – это Федула не касалось. Он свое дело сделал. Тем более что Графин собирался остаться на несколько дней...
Выбрав из поленницы три хороших бревна, Федул вернулся в дом. Графин уже успел разлить чай в металлические кружки и вновь разместился в кресле, держа одну из них двумя ладонями. Вторая кружка дымилась на столе.
– Что-то ты долго?
Федул поднял глаза на своего гостя. Подозрительности во взгляде Графина не было. Он просто констатировал факт.
