ошибкой надеяться на продолжение…
– Жаль, мы с тобой были бы очень неплохой супружеской парой.
Елизавета уже не слушала и медленно шла по аллее сквера.
На ипподроме было шумно. Первый заезд принес массу неожиданностей. Во-первых, споткнулся фаворит – конь вороной масти с задиристой кличкой Буйный; во-вторых, победил никому не известный арабский скакун Шах; и в-третьих, призовой фонд был настолько высок, что даже «жучки», для которых ипподром был родной дом, не слышали о подобных вознаграждениях.
Зрители с нетерпением ожидали второго забега, где выступать должен четырехлетний жеребец с райским именем Адам. Месяц назад конь выиграл забег в Англии, и, как писали «Московские ведомости», хозяин получил триста тысяч рублей.
По ипподрому прошел слушок, что на бега приехали сибирские купцы, которые любили ставить на «черных» лошадок из-за куража и шального баловства немалые деньги. «Жучки» не без гордости утверждали, что каждому, кто угадает забег, выигранных денег хватит до конца жизни, и за дополнительную плату делились информацией о возможных результатах предстоящего заезда.
Савелий протянул кассиру пачку сотенных:
– Здесь пятьдесят тысяч рублей, я бы хотел поставить на Янычара.
Старичок кассир, проработавший всю жизнь на ипподроме, впервые лицезрел такую огромную сумму и смотрел на Савелия почти как на блаженного.
– Простите, может быть, это и не мое дело… Обычно я не даю консультаций, но вы напрасно так рискуете… можно было бы поставить хотя бы часть… ну, тысяч пять. А потом Янычар не в форме… Он наверняка проиграет, и вы потеряете свои деньги.
Молодой человек улыбнулся печальной улыбкой и произнес странную фразу:
– С некоторых пор деньги меня не интересуют. Может быть, я их как раз хочу проиграть.
– Простите, если вас не интересуют деньги, может быть, вам тогда лучше отдать их первому встречному… или, может быть, тому господину, что стоит за вашей спиной… или, может быть, мне?
Молодой человек по-прежнему улыбался, но сейчас в его глазах просматривалась печаль.
– Просто так отдать я не могу. Я игрок, а поэтому должен проиграть их… или выиграть, если мне повезет еще.
– Воля ваша, – пожал плечами кассир и вручил Савелию билет.
Савелий небрежно сунул бумагу в карман и пошел занимать место.
Раздался револьверный выстрел, и жокеи, вонзив в бока лошадям шпоры, погнали их по кругу. Сначала Янычар бежал последним, но неожиданно к середине первого круга он обошел двух лошадей сразу, к началу второго крута он был уже третьим и завершил гонку первым.
Савелий увеличил свое состояние на несколько тысяч рублей.
Неожиданно посетила шальная мысль: а не заняться ли благотворительностью? А может быть, отдать свое состояние какому-нибудь юному дарованию. Но Савелий тотчас отбросил крамольную мысль. Он игрок по натуре, а следовательно, если терять состояние, то непременно в затянувшемся азарте.
Савелий взялся за карты, но, к его удивлению, в рамс ему везло не меньше, чем на ипподроме. Создавалось впечатление, что сам дьявол подкидывает ему масть. Даже Заноза, который умел хранить невозмутимость при любой ситуации, сдержанно отозвался на везение Савелия.
– Видел я игроков на своем веку, но таких, как ты, Савелий Николаевич, встречать не доводилось. Это где же видано, чтобы туз бубновый в одни руки пятый раз подряд лез. А ведь карты мешаны отменно. Так в чем же твой секрет, Савелий Николаевич?
– Его нет, – сообщил с улыбкой Савелий.
Заноза в удивлении почесывал свалявшиеся космы и с неохотой соглашался:
– Вижу, что в открытую играешь. Но ведь такого везения тоже не бывает. – И уже с надеждой, заглядывая в самое лицо Савелию, вопрошал: – А может, ты слово знаешь какое-нибудь заговоренное? Так поделился бы, Савелий Николаевич?
Родионов только ухмылялся на слова Занозы, а когда карты раздались вновь, по-прежнему держал в руках несколько козырей.
Карта перла дуром. И чем сильнее Савелий блефовал, тем разительнее был успех. В этот день Савелий увеличил свое состояние почти на треть. На следующий день, взяв с собой чемодан «катенек», он попытался проиграть деньги в другом катране, но история повторялась. Козырные карты прилипали к его рукам, как если бы они были заговоренные.
– Ну ты, Савелий, даешь! – подошел к нему хозяин заведения. – Видел я кудесников, но чтобы таких, как ты, встречаю впервые. Ты у меня так всех клиентов перепугаешь, с тобой уже никто играть не хочет. Боятся! – с опаской предупредил он.
– Боятся, говоришь, – хмыкнул недоверчиво Савелий, – а вот это мы сейчас посмотрим. Господа! – громко произнес он, выставляя на стол небольшой чемодан из черной, слегка потертой кожи. – Здесь три миллиона. Есть ли желающие сыграть со мной?
Храпы удивленно переглянулись. Таких деньжищ не приходилось видеть даже им. Даже в самую удачную разбойную ночь приходилось заполучить по двадцать тысяч на брата, а сейчас перед ними лежала сумма, которую они не сумели бы наскрести даже за несколько воровских жизней.
От Савелия не укрылась растерянность, нехорошей тенью пробежавшая по лицам храпов. Наверняка многие из них не без сожаления подумали о том, что вряд ли ему пришлось бы добраться до катрана, если бы все знали, какие сокровища хранятся в чемодане Савелия.
– Таких денег у нас, Савельюшка, нет, – скрывая печаль, произнес храп по кличке Фомка.
Свое прозвище он получил не случайно, а потому, что практически никогда не расставался с маленьким ломиком, прозванным в народе «фомичом». Покореженный прут толстого железа наверняка поведал бы немало страшных историй, обладай он красноречием. Даже сейчас лом лежал рядом с хозяином как немое подтверждение его разбойного успеха.
Фомка был из той категории лихих людей, что не остановились бы даже перед страхом четвертования, имей они на кону такие деньжищи.
– Я не требую с вас таких денег, – спокойно убеждал Савелий. – Против моих трех миллионов вы можете выставить пятьсот тысяч. Согласны?
– Согласны, – блеснул дурным глазом Фомка, как будто бы занес над очередной жертвой свое страшное оружие. – Ну что, храпы, может, кто в долю желает войти?.. У меня так тысяч триста наберется.
Среди храпов Фомка всегда считался человеком состоятельным. Но прекрасно понимал, что, в сравнении с Савелием, выглядел нищим, сидящим на паперти.
– У меня сто тысяч наберется, – скрывая азарт, воскликнул молодой шулер Граф.
– Я ставлю пятьдесят тысяч, – произнес старый уркач с железными зубами. Все его знали под кличкой Малыш, что, скорее всего, было вызовом его гренадерскому росту.
– Господа, хозяину играть в катране не положено, но если бы вы разрешили, так я поставил бы пятьдесят тысяч, – произнес Лукавый, обращаясь к Фомке.
– Ставь, Егорыч, может быть, масть накликаешь.
Пятьсот тысяч рублей лежали рядом с чемоданом неряшливой кучей и мгновенно приковали взгляды всех присутствующих. Даже за соседними столиками установилась тишина, и картежники, вытянув шеи, напряженно наблюдали за происходящим.
– Господа, я предлагаю не испытывать долго судьбу, пусть всю сумму заберет тот, на кого выпадет бубновый туз.
Фомка посмотрел на партнеров и невольно отвел глаза в сторону. С неприязнью подумал о том, что точно такая же корысть проглядывает и в его взгляде.
– Пусть будет так, Савельюшка. Рассуди нас, Господи, – перекрестился старый уркач.
Хозяин достал из стола нераспечатанную колоду и протянул ее стоящему рядом уркачу с погонялом Фикса.
– Рассуди нас.
– Боязно, хозяин, – признался Фикса.
– А ты не дрейфь, – степенно убеждал Лукавый. – За расклад от меня тыщонку получишь.
– Ну, коли так, – отринул от себя последние сомнения Фикса и осторожно потянулся за колодой карт, как
