исключением из партии, то с первыми вызовами в НКВД и ЦК. Но это не шло ни в какое сравнение с состоянием, которое Григорий Моисеевич испытал в первые минуты пребывания в кабинете наркома. Его воля была полностью парализована, а коленки вот-вот могли согнуться из-за ощущения полного физического бессилия. К слову, это свойство обстановки в кабинетах больших начальников парализовать всякого входящего туда человека подмечено давно, а потому к убранству своих служебных апартаментов высокопоставленные вельможи подходили с особой тщательностью. Не потому ли так мало в истории случаев покушения и насилия именно в официальных резиденциях властей предержащих?
Стоило через несколько секунд Григорию Моисеевичу попытаться отогнать сковывающий его страх, переключить свое сознание на некоторое любопытство, как хозяин кабинета поднял к нему лицо, и спрятанные под холодным пенсне глазки Лаврентия Берии словно впились в нового подчиненного. Могилевский уловил в них немой вопрос: кто он такой и зачем пришел?
— Начальник специальной лаборатории НКВД Могилевский, — робко представился посетитель, съежившись, словно испуганный насмерть кролик.
— Скажите, товарищ Могилевский, чем вы занимаетесь в своей лаборатории? — сразу взял его в оборот нарком.
Только сейчас Могилевский заметил стоявшего несколько в тени моложавого офицера, в котором не сразу узнал Судоплатова из управления разведки, нового фаворита наркома. Начальник лаборатории уже несколько раз контактировал с Судоплатовым по работе, и, похоже, с ним у Григория Моисеевича начинали складываться совсем неплохие взаимоотношения. Судоплатов легким кивком подбодрил своего нового знакомого, и у того сразу же словно с души тяжелый камень свалился.
— Мы проводим эксперименты по ослаблению воздействия на личный состав Красной Армии попыток применения нашим вероятным противником химического оружия. Есть определенные успехи в нейтрализации воздействия ядовитых, снотворно-наркотических и слезоточивых веществ и препаратов на подопытных животных и птицах. Готовим пособие с рекомендациями для армии.
— Вы, товарищ Могилевский, говорите совсем как на экзамене. А нельзя ли попроще? Я вот располагаю информацией о том, что НКВД не вполне удовлетворен вашими достижениями. Как считаете, товарищ Могилевский, эти претензии справедливы?
Глаза наркома, казалось, проникали в самые потаенные мысли. Григорий Моисеевич похолодел: его ждет участь последнего предшественника — Савича, который просидел в кресле начальника лаборатории всего неделю, а на восьмой день наложил на себя руки. Может быть, перед этим у него тоже состоялся нелицеприятный разговор с Берией?
Уловив растерянность в лице подчиненного, Лаврентий Павлович его успокоил:
— Смелее, смелее. Доложите, какие есть нерешенные проблемы, или, может, кто-то мешает вам работать? Говорите! Называйте! Перечисляйте…
— Дело в том, товарищ нарком, что результаты наших опытов над животными не всегда подтверждаются, когда это касается людей, — начал было Могилевский, но Берия его перебил:
— Согласен. Но скажите, кто же не дает вам работать с людьми? Товарищ Судоплатов и его сотрудники должны иметь полную уверенность в безотказности созданных вами препаратов. Иначе зачем нужна НКВД такая лаборатория? Так ведь?
Берия повернулся в сторону Судоплатова. Тот утвердительно кивнул.
— Мы применяем массу токсичных препаратов, причем много экспериментируем, чтобы предусмотреть любые поползновения врага, связанные с применением отравляющих веществ. Ведем широкие научные исследования на животных.
Могилевский соображал, что несет полнейшую чушь, но остановиться и взять себя в руки не мог.
Убедившись, что упреками от Могилевского ничего не добиться, Берия смягчился:
— Будьте смелее. Меня сейчас не интересуют ваши оправдания. При чем здесь кошки-мышки и прочая мелкая живность? Вас никто не собирается в чем-то обвинять, тем более что вы только что приступили к работе. Я хочу знать, какая вам нужна помощь от руководства Наркомата внутренних дел, чтобы работа лаборатории стала результативной и перспективной.
— К сожалению, товарищ нарком, мы не располагаем необходимым материалом для проведения фундаментальных исследований. На покупку крупных животных — коров, свиней, лошадей, не говоря уже о человекообразных обезьянах, — денег не отпускают. Смета расходов на исследования ничтожно мала. Об опытах на человеке вообще говорить не приходится…
Могилевский облизнул пересохшие от волнения губы, что не укрылось от внимания, проницательного Берии, который усмехнулся, ткнув пальчиком в графин:
— Выпейте воды и не волнуйтесь. Выпейте, товарищ Могилевский…
Могилевский залпом осушил стакан, поднесенный ему Судоплатовым.
— Похоже, я догадываюсь, почему ваши разработки не годятся для использования в борьбе с врагами нашего государства. Похоже, я понимаю и вашу нерешительность, — произнес Лаврентий Павлович и почему-то многозначительно посмотрел на Судоплатова.
— Как руководитель лаборатории я тоже не удовлетворен исследованиями на животных. Для экспериментов нужны более надежные объекты. Так сказать, натуральный материал. Даже лошадь — это же, вы сами понимаете, не человек…
Берия, услыхав последнюю реплику, довольно рассмеялся.
— Ну вот. Наконец-то пошел самокритичный, деловой разговор, — сказал он. — Вы получите его — этот натуральный материал. Получите в необходимом количестве и совсем бесплатно. Зачем тратить огромные деньги на человекообразных обезьян и возить их из Африки, если опять же нет никаких гарантий, что свойства препаратов, проявившиеся при исследованиях на них, проявятся в той же Степени в отношении человека.
Могилевский согласно кивал.
— Все исследования должны проводиться только на людях. Ну скажите мне, какое нам, да и самому государству, дело до того, каким способом приговоренные к смерти шпионы и прочие враги народа отправятся на тот свет: через виселицу, костер, от пули в голову или от воздействия умерщвляющих веществ? Лошадь же не человек, так вы сказали? — снова рассмеялся Берия.
— Так точно, товарищ нарком. Не человек…
— Страна должна иметь испытанное и безотказное в любой обстановке оружие. Так что действуйте, товарищ Могилевский. Действуйте. Только не забывайте о той огромной ответственности, которая ложится с этой минуты на вас лично за выполнение поставленной задачи. — Берия встал, подошел к вазе с фруктами, отщипнул виноградинку, бросил ее в рот.
— Задача понятна, товарищ нарком.
— Вот и хорошо, — с удовлетворением отметил Берия. — Советую вообще подумать над упрощением самого процесса. Надо, чтобы было так: вдохнул воздух — и все, готов. А? Что вы на это скажете?
— Будем работать, искать, добиваться. Такое возможно, товарищ нарком, и я заверяю, что справлюсь с поставленной задачей, — воодушевившись веселым настроением наркома, заверил Могилевский.
— Так и должно быть! Вы же понимаете, что нет таких вершин, которые не могли бы покорить настоящие большевики. Так?
— Так точно, товарищ нарком!
— Нам необходимы такие препараты уже сегодня, — сказал Лаврентий Павлович. — Сегодня, а не завтра. Поэтому надо энергично и засучив рукава, немедленно организовать целенаправленную работу. Вы меня поняли, товарищ Могилевский?
— Так точно, товарищ нарком.
— Тогда вы свободны.
— Спасибо за поддержку, товарищ нарком!
Могилевский по-военному развернулся на сто восемьдесят градусов и двинулся к двери.
— Лошадь не человек, помните, товарищ Могилевский! — рассмеялся ему в спину Берия.
Выйдя за порог апартаментов Берии, Могилевский остановился как вкопанный, не в силах перевести дух. Ватные ноги подкашивались. Он никак не мог освободиться от какого-то мощного психологического воздействия. Эти властные, пронзительные и в то же время постоянно бегающие глазки за маленькими блестящими стеклышками бериевских очков гипнотизировали до сих пор. Перед взором Григория
