языком, он неплохо владел английским, немного французским и всякий раз, попадая в тюрьму, расширял свои познания в философии Ницше и Шопенгауэра.
Кайзер сравнительно рано угодил за решетку, в неполные восемнадцать лет: он промышлял тем, что грабил старателей в поездах дальнего следования. Освободившись в двадцать лет, он вернулся к прежнему ремеслу и сколотил крепкую банду, которая вычисляла богатых купцов и трясла их за мошну. У Кайзера всегда водились деньги – даже в свои восемнадцать лет, находясь на зоне, он имел карманную мелочь, на которую можно было купить приличные «Жигули». Отличительной его чертой была азартность: он обожал игру в карты, но если проигрывал по-крупному, то всегда рассчитывался в тот же день. Немецкая педантичность была одной из главных черт в его характере: он умел считать деньги и, что самое ценное, приумножать их. Однажды, когда для более тонкого душевного общения начальник тюрьмы распорядился посадить Кайзера в пресс-хату, тот был выпущен уже через час. Потому что одному из сокамерников он порвал ухо, другому выбил глаз, а третьему – проломил череп. Зэки встретили эту новость одобрительно: сидельцы пресс-хаты были известными стукачами.
Безусловно, Максим Шубин был сильной личностью. Сей факт подтверждался тем, что, когда ему едва минул двадцать один год, он попал в Бутырку. В то время там сидели очень крупные воры, под чьим присмотром находились целые регионы России, но Кайзер не затерялся в их обществе, а, наоборот, встал с законными вровень. И еще через год ему доверили держать тюремную кассу…
Четвертым был седоватый мужчина с очень короткой стрижкой. На вид ему было лет пятьдесят, не более. Был он крепок и жилист, словно соткан из одних сухожилий. Звали его Аркадий Тимаков, или попросту Тима. В Москве Тима курировал несколько шикарных гостиниц, в чьих апартаментах не однажды организовывал сходняки. И московский РУБОП подозревал, что под видом крупных бизнесменов в «Балчуг» стекаются законные воры со всех регионов страны. Воровской профессией Аркадия Тимакова была фарцовка. Скупкой валюты он занялся еще в те времена, когда за это давали намного большие сроки, чем за бытовое убийство. Первый раз он угодил на нары в восемнадцать лет, пропарившись на строгаче шесть зим. Парень он был фартовый и за колючей проволокой жил не намного хуже, чем на вольных хлебах. Мясцо едал исключительно с колхозного рынка, водочку кушал регулярно, а еще потягивал жену кума, который о похождениях своей благоверной не ведал ни сном ни духом. Злые языки судачили, правда, что заместитель по оперативной части обо всем прекрасно осведомлен, но не спешил с разоблачениями, ибо получал от ухаря-зэка мзду в твердой валюте. Жену кума Тима знал еще на воле: она на пару со своей младшей сестрой частенько захаживала в бар, где ошивался его лучший друган. Тогда ему больше по вкусу пришлась ее шестнадцатилетняя сестренка – бедовая и разбитная девица. И вот теперь, по прошествии многих лет, он убедился, что особой разницы между сестрами не было: даже в койке они вели себя уж очень похоже – разметав ноги по сторонам, запрокинув голову, а когда наступал оргазм, они так орали, как будто из них клещами тащили кишки. При этом они впивались ногтями в спину Тиме, да так немилосердно, что ему казалось, будто он продирается через колючую проволоку. Возлежа рядом с сисястой женушкой кума и выслушивая ее излияния о неудавшейся судьбе и муже-поганце, Тима не без гордости думал о том, что наставил куму такие рога, какие ему не спилить до самой пенсии.
Его богатые познания в области финансов очень пригодились во времена рыночной экономики, и то, за что еще несколько лет назад давали огромные срока, стало называться коммерцией. Поначалу Тимакова пригласили консультантом в крупный коммерческий банк. Но только посвященные люди знали, что настоящим хозяином банка является именно Тима. Позже, не без помощи воров, он организовал собственное банковское дело и отчислял в общак десять процентов прибыли. А спустя три года Тимаков имел в своих руках уже три банка в Москве и два в Санкт-Петербурге, причем вел свои банковские дела умело: в крупные проекты не лез, довольствовался малым, но стабильным доходом, и, когда разразился банковский кризис семнадцатого августа, практически ни один из его финансовых институтов не пострадал. Теперь у него было достаточно средств, чтобы в одиночку купить контрольный пакет акций «Балторгфлота», но, верный своим принципам, он не бежал впереди паровоза и предпочел войти в долю, предложив Михалычу тридцатимиллионный кредит.
Собравшиеся у Михалыча авторитеты внимательно выслушали долгий рассказ Филата, который говорил без умолку битый час.
Закончив отчет, Рома Филатов неторопливо набил трубку, привычно раскурил ее, а потом выдохнул густой сизый дым.
– Невеселая складывается ситуация, – заметил Варяг. – Значит, тебя всю дорогу пасли?
Филат только молча качнул головой, пыхнув трубкой. В разговор вступил Михалыч:
– Я даже не могу представить, кто бы мог нам с таким упорством перебегать дорогу. В Питере не отыщется ни одной структуры, которая способна была бы нам бросить такой дерзкий вызов.
– И тэм нэ мэнее, батоно Михалыч, вызов брошен, – произнес Шота, – и нам нэобхадима его принять.
– Сначала надо понять, кто палки в колеса ставит, – веско высказался Кайзер, – а только потом можно что-то предпринимать.
– Так, значит, ты говоришь, что в этом деле первую скрипку играют гендиректор флота и председатель комитета по имуществу?
Филат аккуратно выбил о край тарелки серый рыхлый пепел.
– Именно так.
– Крупняк. Если они от этого акционирования отхватят немалый кусок, тогда им есть за что бороться, – изрек Михалыч.
– А что жэ ви думали! – Зарип Салахов посмотрел прямо на Филата. – У них тожэ имеется чавкало, и они тоже хотят вкусно хавать.
– Может быть, это и разумное замечание, но почему они хотят хавать именно наш пирог? – жестко заметил Кайзер.
Вшестером ключевые авторитеты России собирались очень редко, чаще всего обходились перезвоном по телефону.
Интересы общего дела привели их в этот солидный особняк, в эту небольшую комнату, и они неторопливо и несуетливо обсуждали запутанную ситуацию в Питере. Сторонний наблюдатель, глядя на них, ни за что бы не подумал, что эти шестеро мужчин имеют прямое касательство к таинственному и пугающему миру «теневой экономики», о котором наперебой кричали газеты и журналы России и Запада. Скорее их можно было принять за старинных приятелей, собравшихся в доме у Михалыча, чтобы в неспешной беседе просто отвести душу.
– Так что ты предлагаешь? – откинулся на спинку кресла Михалыч. – Пообломать им всем рога?
– Это всегда успеется, – ответил Филат почтительно. – Меня беспокоят многие вещи. Во-первых, Кеша. Если Кеша был связан с отцами города, с комитетом по имуществу и если он действовал по их наущению, на кой хрен он заставил своих пацанов выйти на контакт с администрацией «Балторгфлота» – это же можно было сделать одним телефонным звонком из кабинета председателя комимущества? Непонятно. Второе. Кто все-таки сел мне на хвост? Выходит, им были известны все мои передвижения по городу, все мои контакты. И всех, с кем я общался, замочили…
– Но ведь ни Красного, ни Перикла не тронули? – задумчиво заметил Михалыч.
– Я думал об этом, – согласился Филат, – но если ты, Михалыч, намекаешь, что это дело рук Красного, так я сомневаюсь. Не похоже. Красный осторожничает. Он явно хочет урвать себе кусман от этого флота, но втихаря против нас идти не станет. Он не идиот: понимает, каким косым боком это ему выйдет.
– Но что ты можешь предложить? – с нетерпением спросил Варяг. – Конкретно?
– Конкретно вот что. – Филат вздохнул. За время долгого путешествия из Петербурга в Москву он успел все продумать. Только не знал, как осуществить задуманное. – Я считаю, что ветер дует из властных структур Питера. С самых высоких этажей. Из мэрии. Из прокуратуры. Из Горкомимущества. Тамошние ребятки уперлись рогом. Встали стеной. Если мы добудем убойный компромат хотя бы на тех троих, чьи телефоны Кеша хранил в книжке, то, наверное, можно будет с ними поработать. Все-таки, когда решается судьба городского имущества, их слово не последнее.
Михалыч поморщился:
– И что же ты желаешь получить? Видеокассету из бани, где заместитель прокурора балуется с малолетними проститутками? Или неопровержимые доказательства того, что вице-мэр Санкт-Петербурга
