– Держи нас в курсе. Если что, звони прямо сюда… знаешь ли, надоело играть в испорченный телефон. – И, чиркнув на бумажке несколько цифр, Михалыч протянул ее собеседнику.
Этот подарок польстил Филату. В России, да и в Москве, мало было людей, кто знал домашний телефон Михалыча и мог позвонить ему при первой необходимости.
Филат был человеком Варяга и все свои контакты с Михалычем имел только через или с ведома Варяга. Но то, что сейчас хранитель московского общака предложил ему держать с ним прямую связь, его смутило. Он не мог даже помыслить, что между Михалычем и Варягом пробежала черная кошка. Но, видно, что-то все же произошло.
Заметив растерянность в глазах Филата, Михалыч опередил его вопрос:
– Знаю, о чем ты сейчас подумал. Но все, что ни делается, не происходит просто так. Верно? У Владислава сейчас кое-какие трудности возникли, и ему пока недосуг заниматься питерскими делами. Так что будем с тобой напрямую контачить. И вот еще что, – Михалыч сделал паузу и так зыркнул своими пронзительными глазами, что у Филата даже екнуло в груди, – если у тебя вдруг зайдет разговор о Питере с Бароном… Ты ему ничего не говори. Будто ничего не знаешь. Понял? Скоро ты все сам поймешь. Лады?
– Заметано, Михалыч.
– Наших друзей не жалей, жми на всю катушку, – провожая Филата к выходу, произнес Михалыч. – Золотой ключик находится где-то у них.
– Сделаю все, что смогу.
– Нет, Рома, – впервые за время разговора Михалыч назвал Филата по имени. – Нас такой ответ не устраивает. Ты должен сделать больше того, на что способен.
– Михалыч, не заставляй меня гнуть подковы, я этого не умею, – насупился Рома Филатов, стойко выдерживая немигающий взор светло-голубых глаз. Такие же холодные, как печорские озера, близ которых он отбывал свой последний срок.
– Ладно, ладно, не сердись. – Старик добродушно похлопал Филата по плечу. – Проводи до двора, – сказал Михалыч парню, который, несмотря на свой огромный рост, выглядел совсем незаметным. – Большому гостю и почет надлежащий.
Тревога не покидала Михалыча даже после ухода гостя. На столе лежали две пачки: одна с сигаретами, другая – «Беломор», наполовину пустая. Уголок был надорван неровно, и два белых полых мундштука выглядывали из пачки. Некоторое время он колебался, а потом, решившись, взял папиросу и закурил.
Глава 24
Тебя шлепнут по дороге
– Ну вот, не успел приехать, как опять уходишь! – Рита капризно надула губы. – Задурил бедной девушке голову, а сам уже остыл?
Девушка вопросительно глянула Филату в глаза и игриво улыбнулась.
Роман вернулся в Питер вчера вечером и тут же, не раздевшись с дороги, позвонил Рите. Она обрадовалась, услышав его голос, и мигом примчалась к нему. Рита сразу огорошила новостью: из Горкомитета по имуществу пришлось уйти. После гибели Петра Васильевича ей мягко намекнули, что место секретаря в приемной зампреда надо освободить для другой, более нужной кандидатки. И Филат, то ли поддавшись ее неподдельной печали, то ли и впрямь ее пожалев, предложил переехать на время к нему, пообещав «поставить на довольствие». Уже после разговора с ней, положив трубку, он подумал: а не приискать ли девушке с помощью Красного теплое местечко в каком-нибудь офисе?
Он внимательно посмотрел на Риту. Странно, но ее жеманство не раздражало Филата. В отношениях с женщинами он никогда не заходил слишком далеко. По своей природе он был гусар, совсем не приспособленный к семейной жизни. Рома врывался в судьбу женщин могучим ураганом, оставляя в их душах или сладкие воспоминания (ах, какой был мужчина!), или мучительную боль, о которой хотелось позабыть немедленно. Да и свою жизнь он мерил не количеством прожитых лет, а числом покоренных женских сердец и тел, о которых он вспоминал или с чувством щемящей тоски, или с ощущением несостоявшегося праздника. Но хоть и многих женщин он успел познать в свои тридцать три года, ни одна не сумела зацепить его так крепко, чтобы он мог сказать: «Именно с тобой мы будем строить домашний очаг». Ему требовались женщины для того, чтобы отдохнуть душой и телом и немного насладиться иллюзией домашнего покоя и уюта. Хотя, если разобраться, он совсем не был против того, чтобы одна из его полюбовниц разрешилась малюткой. В этом случае он бы взял наследника с мамашей на полный пансион.
Но бабы очень осторожный народ и предохранялись от его семени с особой тщательностью. У него даже мелькали такие мысли: «А не заплатить ли какой-нибудь девке, чтобы взяла на себя функцию суррогатной матери?» Рома Филатов допускал, что когда-нибудь устанет от кочевой жизни и захочет осесть, как Михалыч или Варяг, в Москве. Жену он непременно возьмет «нераспечатанную», какие еще порой встречаются в русской глубинке. Среди них немало девиц с лицом Елены Прекрасной и разумом Василисы Премудрой, однако большой город быстро обтесывает таких до среднестатистических стандартов убогой лимитчицы.
Что и говорить, Филат знал толк в женщинах, испробовав первую в раннем отрочестве. Больше всего ему нравились бабы как раз испорченные, бесстыжие, напрочь лишенные всякого целомудрия, такие, которых бы не покоробили ни матерок, ни постельные заковыристые забавы.
Рита же была совсем другая. Он помнил ее слова, сказанные при встрече в баре: «Я не такая, как все». Права оказалась. Да, она мало походила на его прежних баб – Рита и впрямь была особенная. Ему с ней было не то что хорошо – его переполняла гордость, что такая женщина закрутила с ним роман… Он ощущал, что его страсть к ней не безответна. Она тоже хотела его, не менее жарко, чем он ее. Что ж, бабы часто чуют мужскую силу и похоть и послушно и радостно откликаются на зов плоти. Только Рита вела себя иначе: она держалась с ним не робко, а как-то целомудренно, скромно, тем самым лишь распаляя его желание, словно провоцируя его своими невинными позами и жестами.
Вот и теперь, в это раннее утро после бурной, почти бессонной ночи, она, уже одевшись, взгромоздилась на стул, поджав под себя ноги, и всем своим видом словно говорила: не обижай бедную девушку, неведомо какими судьбами попавшую в этот богатый дом.
Его рука невольно потянулась к обнаженному колену. Он бережно приподнял краешек юбки, как будто хотел увидеть под ней какую-то тайну, но пальцы натолкнулись на горячую нежную кожу, и, теряя терпение, он грубо задрал на девушке юбку. Ладонь скользнула под узенькие черные трусики. Из груди Риты вырвался сладкий стон. Филат решительно потянул вниз тоненькую черную полоску материи. Рита приподнялась, окончательно освободилась от трусиков и, гpaциозно поддев их носком, зашвырнула в угол комнаты.
Теперь настал черед Филата – коротко взвизгнула «молния» на брюках. Он поднял Риту на руки, крепко обхватив за бедра, и коротким сильным рывком вошел в нее. Ответом был тихий вскрик. Она ждала этого грубого вторжения.
– Еще!.. Еще!.. – шептала девушка.
Рита закрыла глаза, слегка откинула голову, отчего ее шея стала казаться еще длиннее. Ну чем не белая лебедушка в когтях злодея-коршуна! Филат, притянув Риту как можно ближе, впился губами в шею. Пот с него катил градом – он убыстрял темп. Девушка зажмурилась, в такт отклоняясь всем телом назад. Как бывает в хорошо слаженном дуэте, они вскрикнули в одно мгновение. По ее телу пробежала легкая судорога, и она расслабилась, повиснув на крепких руках Филата.
– Как хорошо, – томно протянула Рита. – Ты еще можешь меня немного подержать, не устал?
Наивность Риты вызвала у него невольную улыбку: знала бы она, каких породистых девок сжимали его руки, тогда бы она не задавала подобных вопросов.
– Можешь не беспокоиться: я смогу тебя так держать хоть сто лет.
– Так много не надо, отпусти! – засмеялась она.
Осторожно, будто держа хрупкую вазу венецианского стекла, Филат поставил девушку на пол.
– Ну и довел же ты меня до кипения, – заметила Рита, – даже не помню, куда закинула свои трусики.
Филат невольно улыбнулся: на память пришел эпизод пятилетней давности, когда он раздел одну красивую киску, разбросав в порыве страсти ее многочисленные предметы туалета, а потом они на пару лазали под кроватью, сталкиваясь лбами, и искали ее дорогое французское белье.
Не без удовольствия Филат проследил за тем, как Рита надевает наконец-то найденные полупрозрачные
