мыслям, добавил: – Я сам был когда-то таким жэ молодым… и таким же бэзалаберным.
– Где можно найти Картавого?
– У нэго одна страстишка. Боулинг! Даже и нэ знаю, что он в нем такого нашел. Может гонять эти шары с утра до вечера.
– А ты не врешь?
– Начальник, о чем базар. Я ведь пэред тобой как на исповэди. Да я пред мамой своей в пять лет так нэ каялся, когда хрустальные чашки ронял вдрэбэзги.
– Это хорошо, – серьезно проговорил Шибанов. – Значит, ты еще не потерян для общества. Ну, чего, ребятки, застыли? – бодро обратился капитан к собровцам. – Возьмите нашего друга под ручки да спровадите в воронок, там ему поуютнее будет. Да не забудьте «браслеты» нацепить.
– Послушай, гражданин начальник, я тэбя уважил, так почему ты мэня понять не жэлаешь?
Сухо и зловеще щелкнули на кистях Сепиашвили наручники.
– Пошел вперед, – подтолкнул в спину Алеко Карапузов.
– Мне бы хотелось, чтобы ты еще кое-что вспомнил. А камеры предварительного заключения очень прочищают мозги.
Глава 46
ДЕВИЧЬИ БАСТИОНЫ БЕЛОГО ФЛАГА НЕ ВЫБРОСЯТ
Дверь открылась, и в комнату стремительно вошла Лизонька из информационного отдела. В комнате мгновенно запахло ароматом французских духов. Один такой флакон стоил половину ее лейтенантской зарплаты, и Григорий всякий раз думал о том, что наверняка она имеет серьезных покровителей.
Строгая, слегка даже официальная, сейчас она совсем не напоминала себя прежнюю, какой он оставил ее всего лишь несколько часов назад. И что самое удивительное, на ее лице не обнаружилось никаких переживаний минувшей ночи. Она была по-деловому сухой и скуповатой на слова, и у Шибанова зародилось серьезное подозрение, а та ли это девушка, что лежала на его подушке.
Казус заключался в том, что с Лизонькой у него так ничего и не получилось. Она просто не пожелала подпустить его к себе. И Григорию стоило немалых душевных и физических сил, чтобы уговорить ее снять с себя платье и прилечь с ним рядом, обещав при этом, что он не притронется к ней даже в том случае, если его начнет распирать от похоти.
С полчаса они лежали на кровати бок о бок. Григорий ощущал ее жаркое тело и искренне удивлялся своему терпению – кто бы мог предположить, что у него такая колоссальная воля. Шибанов не знал, почему ведет с ней разговор о ее благополучных родителях и младшей сестре вместо того, чтобы сорвать с нее узенькие трусы и овладеть ею грубо и безо всяких джентльменских условностей.
Еще через полчаса он осознал, что не является бревном, а в его жилах течет самая настоящая мужская кровь, которая требует от него немедленного совокупления. Понемногу он стал подбираться к ее прелестям и уговорил избавиться от тесного бюстгальтера. А когда взору предстали обнаженные упругие груди, каждая из которых не умещалась в его обеих ладонях, он почувствовал, что последняя преграда на пути осуществления его желания постыдно пала и он готов всецело отдаться обуревающим его душу порокам.
Потребовалось еще не менее получаса, чтобы наконец сорвать с Лизы темно-синие трусики и победно затолкать их далеко под матрас. Напрасно девушка апеллировала к прежним договоренностям и взывала к его джентльменству. Надо было быть просто глупцом или стопроцентным тюфяком, чтобы не воспользоваться предоставленным шансом. А потом, любое ее лопотание воспринималось Шибановым как обыкновенное женское кокетство.
Но самое страшное испытание началось позже, когда девушка скрестила ноги и не желала пускать его в свои недра. Обидно было, что Елизавета называла его при этом «милым» и «дорогим», просила немного подождать и привыкнуть друг к другу и совсем не хотела замечать его взбунтовавшейся плоти.
Через два часа утомительной борьбы он понял, что девичьи бастионы не выбросят белого флага и будут отстаивать собственную независимость до полного изнеможения.
Жаль, что получилось именно таким образом. Можно было бы провести ночь, которая бы запомнилась им обоим. Отношения могли бы перерасти во что-то более крепкое, чем поспешное совокупление на скрипучей раздолбанной кровати. И Шибанов, надевая трусы, дал себе слово больше никогда не устраивать Лизе ужинов в ресторане и держаться от нее подальше, ограничив общение до сухого приветствия. Он даже нашел в себе силы посадить ее на такси и на прощание приветливо улыбнуться, осознавая, что это последнее их интимное свидание.
Елизавета Петровна усиленно пыталась делать вид, что к той женщине, которую он выпроводил из своей комнаты всего лишь несколько часов назад, она не имеет никакого отношения. И этот фокус ей удался сполна, единственное, что ее подвело, так это слегка подрагивающие ресницы.
Шибанов пошел на маленькую хитрость – он сделал вид, что неимоверно увлечен разложенными на столе бумагами, а потому не замечает вошедшей девушки.
Лиза простояла перед его столом более минуты и, не дождавшись внимания, нарушила тишину мягким бархатным голосом:
– Григорий Олегович, тут пришло заключение по поводу изъятых «ТТ» на Курском вокзале.
– Так, – мгновенно оторвал взгляд от стола Шибанов.
И увидел, что спокойствие девушке дается не легко: лицо ее напряжено, а на скулах выступил легкий румянец.
– Пистолеты из той самой партии… что охраняли вохровцы… в Текстильщиках, – она положила на стол заключение экспертизы.
Лизе пора было уходить, но она продолжала стоять подле его стола, как будто бы ожидала небывалого всплеска эмоций. Но вместо этого Шибанов выжал из себя едва заметную улыбку и произнес скупо:
– Очень хорошо. Спасибо, Елизавета Петровна.
А память вновь воскрешала ночную картину, где Лизонька лежала на его смятой холостяцкой простыне неприступной крепостью и даже ему, специалисту по боевому самбо, было не под силу раздвинуть ее скрещенные ноги.
Держался Шибанов суховато, что, в конце концов, вполне объяснимо, учитывая бездарно проведенную ночь.
– Вы мне ничего больше не хотите сказать?
Шибанов поднял глаза и смерил ее взглядом. В длинном прямом платье, целомудренном, как у послушницы монастыря со строгим уставом, Елизавета представлялась живым воплощением женского смирения.
– А что, собственно, вы от меня ожидаете? – спросил Шибанов. – Я далеко не школьник, которому достаточно всего лишь дотронуться ладонью до предмета обожания. Я нормальный здоровый мужик, у которого имеются свои потребности. Чего тут таить, я хочу любить женщину, которая мне нравится, и если у меня с ней что-то не получается, то она мне просто неинтересна. У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?
Получилось жестковато. Григорий увидел, как лицо Лизы на мгновение исказила плаксивая гримаса, а потом, собравшись, она прикусила нижнюю губу и произнесла чуть дрогнувшим голосом:
– Я не могу так… сразу. Нам надо привыкнуть друг к другу, – и, развернувшись, заторопилась из кабинета.
Подол длинного платья колыхнулся и скрылся за дверью.
Несколько минут Шибанов сидел неподвижно, обхватив ладонями голову. Собравшись, попробовал читать приготовленные документы, но вдруг осознал, что совершенно не улавливает их смысл. «Ладно, спокойнее, – попытался собраться капитан. – К черту все эти служебные романы! Не хватает еще шушуканья за спиной!»
Выплыли «стволы», наконец-то!
Подняв телефонную трубку, он набрал номер полковника Крылова:
– Геннадий Васильевич, вы сейчас заняты?
– Что-нибудь случилось?
– Объявились «стволы», те самые, из Текстильщиков.
