Срок ему выпадал небольшой, и в камере Тесак чувствовал себя отпускником, пожелавшим нагулять жирок на казенных харчах. Леню Картавого он сразу принял в свою семью и даже шконку определил недалеко от своего места. Как это бывает, нашлось немало знакомых, с которыми они не только вели совместные дела, но даже парились в одной зоне.
Незадолго перед отбоем, после того как почифирили и посмолили всласть, к Картавому подсел смотрящий. Вокруг них мгновенно образовалась мертвая зона, было понятно, что разговор затевался нешуточный. Сокамерники даже старались не смотреть в их сторону.
Помолчав, Тесак заговорил:
– Тут из «индии» малява на тебя пришла… Да ты не пугайся, все путем, ничего крамольного на тебя нет, а только мне велено довести до тебя волю уважаемых людей.
Леня Картавый насторожился. В «индии» помещались самые авторитетные люди уголовного мира, чаще всего воры в законе и положенцы. По существу это был теневой штаб тюрьмы, ее координирующий центр. Приказы, посылаемые оттуда, никогда не обсуждались, даже если содержали смертный приговор.
– Слушаю тебя, – невольно посмотрел Леня на окно, откуда могла прийти малява. У решетки, пялясь в серое небо, стоял на вахте блатной с погонялом Дикобраз. Он отвечал за связь и в принципе был вторым человеком в камере. О решении «индии» знали только они с Тесаком.
– Ты ведь проходишь по «гоп-стопу»?
– Да.
– В общем, из «индии» пришел приказ, чтобы ты кололся… насчет Текстильщиков… а двух мертвяков брал на себя.
Леня Картавый изменился в лице.
– У следаков против меня ничего нет. Бля буду! Они меня на пушку берут. Через день-другой я на воле буду. Надо в «индию» маляву отправить, растолковать, пусть отменят приказ.
– Твое, конечно, право обращаться туда, но я тебе не советую. Это все равно что уповать на господа бога. Решение по твоему делу принято, и вряд ли они его отменят. Прежде чем такие вещи принимать, люди все «за» и «против» взвешивают. Значит, по-другому просто было нельзя. Ну, так ты меня понял? – В голосе Тесака свозило сочувствие.
– Да.
– Ты не беспокойся, все будет путем. На зоне тебя встретят как надо, по-человечески, обогреют, а иначе и быть не может. – И Тесак отошел к Дикобразу, который снимал с дороги очередную маляву.
Паровозом, значит, решили сделать.
Леня Картавый просидел неподвижно не менее получаса, тупо рассматривая пространство перед собой и совершенно ничего не замечая. К нему не подходили, догадываясь, что парню следует побыть одному (хотя какое тут может быть одиночество, когда в камере восемьдесят человек).
Наконец он разогнулся, осмысленным взглядом посмотрел вокруг и усталой походкой зашаркал к двери. Постояв малость у порога, он громко заколотил кулаками по металлическим листам:
– Начальник, открывай!
Кормушка открылась неожиданно быстро. В проеме показалась рассерженная физиономия надзирателя.
– Ты чего на амбразуру бросаешься? В холодную, что ли, загреметь хочешь?
– Начальник, признание хочу сделать. Зови следака, скажи, что Ленчик Картавый спекся… Он знает, о чем речь пойдет.
– Ладно, передам, – примирительно произнес надзиратель и громко стукнул кормушкой.
Глава 52
РАСКОЛОЛ УРКАГАНА, ГРАЖДАНИН НАЧАЛЬНИК, А ТЕПЕРЬ ЧАЙКУ ПОПЬЕМ
– Все, господин хороший, – кисло улыбался Леня Картавый, – расколол ты меня по полной программе, как хотел. Можешь докладывать своему начальству, что матерого уркагана за задницу сцапал… Что в этом случае тебе положено? Поощрение, наверное, какое-нибудь или даже звезда? Вот ты кто сейчас, капитан? Глядишь, после этого дела майором станешь, в гору пойдешь. Все-таки не каждому удается такое дело раскрутить. А тут так тонко сумел поработать, что убийца от душевного кризиса и от искреннего раскаяния на амбразуру начал кидаться. Исповедаться захотел. После этого случая ты прослывешь специалистом по темным душам.
Леня Картавый сидел на том же самом табурете, древнем, как египетская гробница, и можно было только догадываться, какое неимоверное число задниц протерло его до желтого блеска. А табурет ничего, нагрузку выдержал, даже не покривился. Все-таки умели делать мебель раньше, а нынешние – едва повертишь седалищем, так такой скрип, как будто пощады просит.
Ладони сжаты, на запястьях узкие «браслеты», сидит Леня расслабленно, словно бы не испытывает никакого напряжения. А оно незримо присутствует – вон даже рот слегка приоткрыл, как издыхающая рыба.
– Я тебя слушаю, – усмехнулся Шибанов.
– Ты бы меня, господин хороший, кофейком побаловал, а то как сошлют загнивать заживо, так там уже не до изысков будет.
Григорий достал две чашки и поинтересовался:
– Тебе сколько ложек, одну или две?
– Давай две, господин хороший, чего жаться-то? Я тебе, можно сказать, собственноручно большую звезду на погон накалываю, а ты для меня пойла кофейного жалеешь?.. Если не уважишь, так я ведь и обидеться могу.
Шибанов щедро сыпанул две ложки, себе поскромнее – всего одну.
– Сколько сахара?
– Перебьюсь, начальник, – махнул сомкнутыми кистями Ленчик, – а то привыкну к сладкой жизни, отвыкать будет тяжеловато. Ты бы мне кипяточка, да покруче, чтобы нутро обжигало.
Григорий включил «Tefal», и чайник мгновенно зашипел, а когда внутри заклокотало, весело дзинькнул, отключившись.
Разлив кипяток по чашкам и дождавшись, когда Картавый сделает небольшой глоток и немного разомлеет, Шибанов спросил:
– Ну, так что? Колись!
– Я замочил вохровцев, – просто объявил Картавый, сделав такой же осторожный глоток, – обоих!
– Та-ак! – не удержался от возгласа Шибанов. – Ничего себе признаньице. И с кем ты был?
– Трое нас было, но кто они такие, понятия не имею. Они меня в долю взяли. А расспрашивать в нашем деле не принято. Сами понимаете, за такое нечаянное любопытство могут и голову оторвать.
– Как они себя называли?
– Бугор и Дегтярь, – после некоторого раздумья произнес Картавый, как бы сдаваясь окончательно.
– Дегтярь – фамилия, что ли?
– Нет, погоняло.
– Ладно, рассказывай дальше, что там было? Как вы узнали, что там есть оружие?
Картавый сделал большой глоток, закатив глаза от удовольствия, и произнес мрачновато:
– Меня в это дело не вправляй, гражданин хороший…
– Послушай, что ты меня все «гражданин хороший» называешь? Обращайся – Григорий Олегович, все- таки мне так привычней.
– Как скажешь… Григорий Олегович. Этот вопрос тебе бы Бугру задать. Ему кто-то наколку дельную дал по поводу «стволов». А я всего лишь исполнитель. Мне предложили в дело войти, ну я отказываться не стал. Кто же от таких денег рыло воротить станет? Ну, разве что полный чертила… Я к ним не отношусь. Но информацию ему дали верную. Я даже думаю, что это был кто-то из покойничков, а убрать Бугор мне их велел, потому что делиться не захотел. Иногда его одолевала какая-то необъяснимая жадность… Может быть, сухарик какой-нибудь найдется? Как говорится, заодно бы и пообедал.
Григорий выдвинул ящик стола и достал из него пачку печенья, наполовину початую.
– Столько хватит?
– Мои любимые… овсяные, – с нежностью в голосе протянул Картавый. Откусил половину, с хрустом зажевал. – Так о чем мы?.. Ах, да! Бугор все до мелочей продумал, мы всего лишь на подхвате были.
