– Возможно, так оно и было, – согласился капитан. – Именно эти приятельские отношения и позволили ему обратиться за помощью к своему подопечному.
Полковник согласно закивал. Большой палец правой руки нервно затеребил кончик носа. Об этой его характерной привычке знали многие. В минуты усиленного размышления он начинал чихать, осыпая присутствующих мириадами брызг, и сейчас боролся с зудом, неприятно щекотавшим носоглотку.
Кажется, отпустило. Полковник победно посмотрел на капитана.
– Совершенно верно. Без помощи Федосеев просто бы не справился. Связи с уголовным миром он поддерживал через своих бывших подопечных, зная, что когда-нибудь такая дружба может сослужить ему хорошую службу.
– Что делать с Федосеевым, товарищ полковник?
Геннадий Васильевич устало откинулся на спинку стула. Глаза его неожиданно повеселели. Казалось, он думал о чем угодно, но только не о заданном вопросе.
– А с Федосеевым делать ничего не нужно, капитан. Пусть себе как работал, так и работает. Насколько мне известно, он у начальства на хорошем счету. Они его ценят за аккуратность и педантичность. Для молодых он в некоторой степени наставник, авторитет. Да и зацепить нам его не за что. Ведет замкнутый образ жизни: из дома на службу и обратно. Есть у него, конечно, мелкие увлечения, порой цепляет молодых проституток у гостиниц. Но ведь за это не сажают, как говорится, кто из нас без греха. Два грамма героина ему в карман подсунуть? Несерьезно. А потом, я думаю, что подобная афера вряд ли пройдет. Все-таки он сам в органах проработал два десятка лет и про подобные фокусы наслышан, а может быть, и сам проделывал не однажды. Так что придется набраться терпения. Вся надежда на Захара… если он опять не отмочит какой-нибудь номер. Ты вот что, Гриша, – по-простецки обратился Крылов к капитану, что случалось с ним крайне редко. – Нужно будет заглянуть к соседям Мерзоева, возможно, они подскажут что- нибудь еще. Хотя картина более или менее уже ясная.
Глава 42
ЛЮДИ С ТАРАКАНАМИ В БАШКЕ
Из одиночной камеры Матвея перевели в шестиместную. По представлениям Бутырки, это почти что «люкс». Соседи его не раздражали, да и сам он уже успел соскучиться по общению.
Заложив руки за голову, Матвей блаженствовал на шконке. Приятно было осознавать, что через каких- то двадцать четыре часа тюрьма окажется в прошлом, а в кармане у него окажется совсем новенький паспорт на имя уроженца города Львова. Для пущей схожести останется только отпустить усы, научиться ругать «москалей» и лопать сало за обе щеки. Уже через сутки его бронхи очистятся от тюремного смрада, и он наполнит их чистейшим воздухом свободы.
Улыбнувшись собственным мыслям, Матвей увидел, что его усиленно разглядывает маленький худенький блатной с погонялом Пупырышек.
– Неужели ты трех человек уделал? – удивился тот.
– Пупырышек, ты ошибаешься, – назидательно проговорил Матвей, повернув голову. – Не людей, а трех петухов, а это, как тебе известно, большая разница.
Блатной слегка смутился, осознав промашку:
– Нет, но… все-таки такие же, как и все…
– Здесь ты опять ошибаешься, дорогой Пупырышек. – Разговор начинал его слегка забавлять. – У всех людей кишка для испражнений существует, а у них она шириной с трубу и нужна для того, чтобы заталкивать туда всякие инородные предметы. Так что со всеми пернатых я никак не могу сравнивать.
– Ну, все-таки, а внутри что-нибудь встрепенулось? – не отставал Пупырышек, придвинувшись ближе.
Тихоня пребывал в хорошем расположении духа, и можно было немного побазарить, а то и пощипать сокамернику нервную струну.
Матвей приподнялся на локте, лицо его погрубело, и с неожиданно посиневших губ слетело звучное:
– Об одном жалею: что мало порезал… Других не успел. А что ты так все расспрашиваешь, Пупырь? Может, тебе показать, как это случилось?
Пупырышек виновато улыбнулся и попятился в сторону пустующих нар. Тихоня лишь улыбнулся в его перепуганную физиономию и возобновил прерванное занятие – разглядывание облупившейся краски на верхних нарах.
По поводу убийства Тихоня и вправду не сокрушался. Уже через неделю он начал основательно подзабывать подробности произошедшего. Ощущение было такое, как будто все это случилось с кем-то другим, с каким-то хорошим его знакомым. Непонятно только, что это было – свойство памяти, которая оберегала его психику, или вконец огрубевшая душа. Хоть бы икнулось от пролитой крови. А так, ну совершенно ничего! Будто мимоходом наступил на червя и потопал себе дальше, мгновенно позабыв о собственном злодеянии.
Позавчера Сан Саныч вновь посетил Матвея в одиночке. Поздоровался за руку, похлопал, словно хорошего знакомого, по плечу и, бросив на столик блок «Мальборо», произнес:
– Это тебе.
Матвей вопросительно посмотрел на Сан Саныча и проговорил:
– Я здесь столько париться не собираюсь… Кажись, уговор был.
– А ты ершистый парень, – с улыбкой произнес Сан Саныч, присаживаясь рядом, – хотя по твоему погонялу этого никак не скажешь. Сегодня тебя должны перевести в общую камеру… Не пугайся! Долго ты там не задержишься. За это время успеешь искурить пару пачек… не больше. Остальное отдашь на «общак», пускай пацаны побалуются.
– Понял, – повеселев, сказал Тихоня, разрывая блок. Вытащил одну пачку. Подумав, распечатывать не стал.
– Камеру мне обещали подобрать для тебя приличную. После той свалки, в которой ты жил, эта покажется тебе санаторием. Телевизор, холодильник, все как положено. Я для тебя подарок приготовил, – хитро посмотрел Сан Саныч на притихшего Матвея, сунул руку в карман и положил на край стола тоненькую книжечку.
– Что это такое? – Белесые брови Матвея удивленно вспорхнули.
Улыбка Сан Саныча сделалась еще более располагающей.
– А ты открой да взгляни!
Матвей осторожно взял книжечку. На лицевой стороне был отпечатан герб Российской Федерации, а немного ниже большими буквами было написано: «Паспорт». Матвей открыл книжицу и увидел собственную фотографию. Не казенную, какие можно встретить только в личном деле рецидивиста, а вполне цивильную. Лицо украшала располагающая улыбка. Интересно, в какой момент жизни они запечатлели его сияющую физиономию? И главное, где? Не на тюремном же дворике? А в графе «имя, фамилия» аккуратным каллиграфическим почерком было написано, что сия ксива принадлежит гражданину Украины Остапу Константиновичу Луценко, уроженцу города Львова.
Ничего себе дела!
– Это мой? – заметно волнуясь, спросил Матвей. Вот и предательская хрипотца в голосе появилась.
– Хм… Ну, не мой же! – Сан Саныч вытянул из рук Матвея паспорт. – Или себя не узнал?
– Нет, но…
– Безо всяких «но»! А теперь обговорим детали. Первое – за оставшуюся пару дней ты не должен делать никаких глупостей. Люди с тараканами в башке нам тоже не нужны. Понятно? – строго спросил он.
– Что ж не понять? – Взгляд Матвея проследил за рукой Сан Саныча, которая безмятежно повертела паспорт, а потом равнодушно опустила его во внутренний карман пиджака.
Матвей невольно поморщился, как будто вместо обещанной амнистии его приговорили к пожизненному заключению.
– Через пару дней тебя должны будут перевести в Лефортово, как особо опасного преступника. Документы на твой перевод уже готовятся.
– И сколько же мне придется пробыть в Лефортове? – не скрывал своего разочарования Тихоня.
– Не перебивай, – строго произнес Сан Саныч, при этом его подбородок раздраженно дернулся. – И
