заботливой молодой женщины. Кажется, был дед. А может, это во сне?…
– Вы проснулись? Доброе утро, – мягко и ласково произнесла она, подойдя вплотную к кровати.
– Доброе… – выговорил он с трудом. Женщина улыбнулась.
– Ну вот, наконец-то. За неделю первое слово произнесли.
– Неужели за неделю? – Он попытался подняться, но снова застонал. Огненный язык боли облизал правый бок и плечи. Это что еще?
– Что там? – спросил он слабым голосом, мотнув головой в сторону правого бока.
– Там у вас рваная рана. От когтей – то ли звериных, то ли человеческих – так дед говорит.
Ага, значит, был дед, – подумал он, но на всякий случай переспросил:
– Какой дед?
– Мой дед. Мы с ним тут вдвоем живем. – Он приподнялся.
– А где я? Как я тут оказался? – Елена присела на край кровати.
– Владислав, может быть, вы сначала сами скажете, как вы оказались в наших краях? – Он вздрогнул.
– Откуда вы знает мое имя?
– Вы бредили. Почти неделю. В бреду назвали себя. Вы Владислав. Верно?
Варяг так и подскочил, стиснув зубы от боли в боку.
– Верно. А что я еще в бреду говорил? – Она пожала плечами.
– Да так, какие-то бессвязные вещи. Вспоминали Вику. Потом Светлану. По-английски говорили. Потом, извините, несли сущую околесицу о каких-то пузырях и ангелах – я не поняла. Дед мой даже решил, что вы уж и не оправитесь. Вы крещеный?
– А что? – и Варяг вдруг вспомнил, что ведь он и в самом деле крещеный. Да что толку! Он и в церкви- то за всю жизнь был раз пять, не больше, и то из любопытства, а не по зову души. – Крещеный. Но неверующий.
– Это как же так? – искренне изумилась она. – Чтобы крещеный, да неверующий. Вы что же, грешник великий?
Он не ответил. Упал на подушку и закрыл глаза. Елена с интересом рассматривала его лицо, которое вот уже неделю пытливо изучала, стараясь разгадать загадку так заинтриговавшего ее незнакомца. Дед сказал, что, судя по ране, очень похоже на то, что его порвала рысь и, видно, пришел он издалека, с востока. Или с юга.
Скрипнула дверь в сенях. Дед пришел.
Елена встала и вышла в горенку. Потап вернулся из леса со своим старым ружьишком.
– Ну что, болезный не пришел в себя? – спросил Потап.
– Пришел. Вот только что поговорили… – Потап заметно оживился.
– Да что ты? Ну и о чем же?
– О том, кого он в бреду вспоминал.
– Ага! – Потап глянул на Елену. – Пойду-ка я к нему, попробую побеседовать. А ты нам не мешай.
Потап вошел тихо в спальню и притворил за собой дверку.
Он давно ждал гостя от Муллы. Но гость должен был прийти дней на пять раньше. И к тому же со стороны Голой скалы, а не наоборот. Да непременно в солдатской одежде, которую он, Потап, для него загодя раздобыл в Северопечерске у верного человека и оставил в дупле вместе с мешком еды.
Но тот, о ком писал ему в ксиве старик Мулла, не пришел. Что с ним сталось, Бог весть. Может, передумал, может, не добрался и сгинул по дороге. Этот, раненый, на него вряд ли похож. Пришел совсем с другой стороны, одет во что-то непонятное, да и пистолета при нем никакого не оказалось – значит, тайника у Голой скалы не посещал. Но то, что беглый, – это очевидно. Тут Потап не сомневался. Он беглых на своем веку повидал немало. Километрах в двадцати к востоку от скита была небольшая колония, наполовину пустая. Может, оттуда пришел. А может, вообще залетный из дальних краев…
Потап тронул больного за плечо. Тот открыл глаза.
– Здравствуй, голубчик. Как здоровье?
– Спасибо, отец, вроде оклемался.
– То-то и вижу. А был ты почти что при смерти. Как мы тебя с Ленкой дотащили сюда – сам не пойму.
– Откуда же вы меня тащили, отец? – Больной попытался было приподняться, но лицо его исказила гримаса боли.
– Да ты лежи, милый, лежи, – замахал руками Потап. – Силы береги. После такого заражения тебе надо месяц лежать в лежку да лапу сосать.
– Какого заражения? – не понял гость. Потап покачал головой.
– Да у тебя, паренек, чуть не гангрена начиналась – бок у тебя загноился так, что впору было ножом вырезать. Насилу вон Ленка травами тебя отпарила. А то уж и не знаю, как повернулось бы дело. Ты, я чай, в районную больницу не шибко желаешь попасть?
– Твоя правда, дед, – криво улыбнулся больной. – Мне там делать совсем нечего. Такому-то