– Задушите его. Терпеть не могу крови…
За несколько дней Рубленый крепко придавил всех воров. Мулла полагал, что следующим на очереди стоит он с Лупатым и давить их Рубленый будет так, что треск пойдет по всей зоне.
Лупатый подошел незаметно, тронул слегка Муллу за плечо, и тот понял – пора! Два часа назад Федор прошелся по лагерю, чтобы разведать, кто из зеков не побоится поднять голос против Рубленого. Таких оказалось очень немного, но и их было вполне достаточно, чтобы бросить бывшего жигана к отхожему месту.
– Рубленый, а не слишком ли много ты на себя берешь? – произнес Мулла и увидел, как на его голос почти одновременно с разных концов барака поднялось несколько зеков – к его удивлению, их было значительно больше, чем он предполагал. Видно, Рубленый успел надоесть многим.
– Уж не Мулла ли это тявкает? Малай-малахай, жить не хочешь, татарская рожа? Я уж думал, ты давно сдох, а ты, оказывается, еще ковыляешь по зоне!
Рубленый даже позабыл о Васе Питерском – сжал губы, брови свел к переносице. Ему предстояло более важное занятие, чем кромсать падаль.
Мулла шагнул вперед – сколько же раз ему приходилось умирать за последнюю неделю! – и выдохнул:
– Пасть захлопни, сучара! С нар поднялось еще несколько воров, все они сжимали в руках ножи, только у одного была неизвестно откуда взявшаяся велосипедная цепь. – Убейте его! – тихо распорядился Рубленый, посмотрев на стоявшего рядом с ним двухметрового детину.
– Это же Мулла! – так же тихо произнес великан. Глаза его округлились. Видимо, парень был из тех, кто еще умел уважать авторитет вора.
– А по мне так хоть сам Аллах! – не повышая голоса, жестко сказал Рубленый.
Зеки тесным кольцом обступили кодлу Рубленого. Среди них были те, кого Коля уже успел превратить в «мариванну», и сейчас они с нетерпением ожидали отмщения; другим не нравилось стремительное возвышение Рубленого; третьи хотели наказать Рубленого за беспредел.
– А ты на меня пасть не разевай, я тебе не раб! – угрюмо огрызнулся верзила, показав лошадиный оскал.
Кодла отступила от своего пахана на полшага, тем самым невольно очертив вокруг него какой-то невидимый круг. Сейчас Рубленый стоял в самой середине и над ним, словно нимб святого, повисла опасность. Эту скорую перемену ситуации почувствовали все. Вероятно, Рубленому следовало бы отступить, смешаться с толпой, сделаться как можно незаметнее, но он как будто не ощущал всеобщего немого негодования и насмешливо бросил вызов судьбе.
– Штуцер по ветру держишь, падла! Нового хозяина себе высмотрел! – Он презрительно посмотрел на верзилу. – Ну что же вы стоите, давайте, режьте меня! Только я просто так не дамся!
Он вырвал из-за пояса нож, и круг стал еще шире. «В мужестве Рубленому не откажешь», – подумал Мулла, оставаясь, впрочем, невозмутимым: за последнюю неделю ему приходилось наблюдать зрелища и посильнее.
– Длинный, как твое погоняло? – спокойным голосом обратился Мулла к верзиле.
– Прихват.
– Вот что. Прихват, росточком Бог тебя не обидел. Видно, и шутильнику тебя будет подлиннее, чем у некоторых. Сделай из своего барина бабу, тогда, может быть, и прощение заслужишь.
– Мулла, да ты только слово скажи! – радостно гаркнул верзила, развернув крутые плечи, так что стоявшие рядом невольно потеснились.
Рубленый был один. Его обреченность чувствовалась особенно остро именно в эту минуту, когда он стоял, сжимая нож, один против всех.
Он развернулся к Прихвату – пять минут назад тот был его шестеркой и готов был исполнить любой приказ, а сейчас…
– Ну давай, доставай! – подбодрил Лупатый верзилу.
Некоторое время Рубленый и Прихват в упор разглядывали друг друга – точно так же поступают бойцовые собаки, прежде чем вцепиться друг другу в глотки. Неожиданно Рубленый поперхнулся и попятился назад, из его руки выпал нож, и он обеими руками ухватился за горло. Наброшенный сзади на шею жгут стягивал ему горло все крепче. Дыхание у Рубленого перехватило и он, открыв рот, беспомощно шевелил губами.
– Смотри не задуши! – командовал Мулла. – . А теперь стаскивай с него портки. Вот так! Порасторопнее! Ставь его жопой кверху!
– Ну-ка, где моя краля? – пробасил Прихва и уверенно отстранил стоявших рядом зеков. – Спасибо, бродяги, что право первой ночи за мной оста вили, а то истосковался я. Ну прямо мочи нет терпеть.
Полузадушенного Рубленого опрокинули на пол. Изо рта у него на ворот телогрейки брызнула желтая пена. Бесштанный, раздавленный, он выглядел теперь жалко, и мало кто из зеков смог удержаться от едкой насмешки. Обесчещенный мужик теряет гораздо больше, чем король, лишенный государства, у того остается хоть титул. Теперь Рубленому предстояло всю жизнь нести на своих плечах страшный груз отверженности и презрения.
– Котел ему держи, – командовал Прихват, – да покрепче, а то вырвется. Это тебе не лялька!
Прихват неторопливо распоясался, поднял к самому подбородку телогрейку и пристроился к Рубленому сзади. Все молча наблюдали.
Через четверть часа мужика не стало. Прихват отер рукавом пот и заулыбался:
– Ну чем я не Господь Бог? Из мужика бабу вылепил!
Неделю в лагере был образцовый порядок: за любую драку Мулла, единодушно признанный смотрящим
