Голова прояснилась мгновенно. Так к нему обращались только в отделении милиции, прежде чем защелкнуть на его сомкнутых запястьях холодные браслеты. Он привык к своему погонялу, как к собственному имени.
– Да. Кто это?
– Привет тебе от Секача.
– От Секача?! – выдохнул радостно Бирюк.
С Секачом он был знаком по Крестам, куда угодил за вымогательство в восьмидесятом году. Смотрящим тюрьмы в то время был Секач – Игорь Сукачев. Он имел отдельную камеру и свободно расхаживал по коридору в мягких тапочках и теплых трениках. С воли ему бесперебойно поступал грев, а на столе, кроме традиционных коньяка и водки, можно было увидеть разнообразные заморские ликеры да ананасы, до которых он был большой охотник. Сытно жилось в Крестах Секачу…
В его камеру частенько захаживали высокие милицейские чины, вместе они травили анекдоты и рассказывали друг другу воровские байки. Ни для кого не было секретом, что Секач был одним из хозяев Крестов, и начальник тюрьмы, чтобы не сделать опрометчивый шаг, частенько советовался с законным вором о том, как решить судьбу того или иного арестанта. Это был некий тандем, вдвоем они вели политику казенного дома. Зеки знали, что Секачу иногда разрешалось тайно покидать стены тюрьмы, чтобы в диком разгуле где-нибудь на окраине города, на берегу Финского залива, в окружении красивых девок скрасить бесцветное тюремное проживание. Потом он отлеживался два дня в камере и лечил распухшую голову холодным пивом. Батарея пивных бутылок открыто стояла в его камере.
В Кресты Секач попал не случайно – таково было решение воровского сходняка. В последние годы там поселился беспредел, и даже рядовая прописка молодняка, которая в обычных СИЗО больше напоминает шутку, здесь принимала формы изуверских издевательств и нередко трагически заканчивалась для новичков.
Хуже всего было то, что первоходки сумели навязать тюрьме свой порядок, который больше подходил бы к вольеру с оголодавшими волкодавами. Здесь торжествовал сильнейший, как в джунглях. Молодняк также стал участвовать в судилищах и сурово карал новичков даже за невинные проступки.
Воры в законе всполошились только тогда, когда зараза беспредела перекинулась на другие тюрьмы области и Кресты стали кузницей «петухов». В зонах для них теперь отводились не углы около входа, а строились целые бараки.
Страшно было то, что они попадали в касту отверженных задолго до того, как им разъясняли тюремные традиции.
Воры в законе больше терпеть этого не могли – в крытки и зоны были направлены крепкие смотрящие и «положенцы», которым сходняк дал неограниченные полномочия. Зарвавшиеся тюремные беспредельщики скоро были наказаны и теперь разделили участь тех, кого они сами еще недавно преследовали.
Устроившись в Крестах, Секач отменил прописку, пообещав сурово наказывать за ослушание. Первым, к кому он применил свою кару, был блатной по кличке Слизняк, который осмелился «опустить» семнадцатилетнего паренька за то, что тот был с ним не очень почтителен и не пожелал проходить прописку.
Узнав об этом, Секач, пользуясь своими привилегиями, явился вечером в камеру к Слизняку и на веселое приветствие сурово отозвался:
– Не слышу в голосе почтения! И что это за дурная манера обращаться так к вору в законе? Изволь по имени и отчеству!…
– Секач… С каких это пор?…
– Как?! Ты не знаешь моего имени и отчества? А чего ты тогда требовал от пацана, которого опустил сегодня утром? Ну-ка, мужики, повеселитесь над Слизняком вволю!
К вечеру блатной Слизняк переродился в рядового «петуха», и довольные мужики пинками затолкали недавнего пахана под нары.
Бирюк появился в Крестах через неделю после этого случая. В «хате» верховодил вор по кличке Шмыга. Разглядев вошедшего новичка, он довольно хмыкнул под громкий хохот братвы:
– Вот этот ишак и повезет меня к параше. Бирюк попытался было сопротивляться, но, когда Шмыга все-таки запрыгнул ему на спину и воткнул пятки в бока, тот, недолго думая, опрокинул наглеца прямо на парашу.
Шмыга упал на спину, разбрызгивая вонючую жидкость во все стороны.
Когда он, отряхиваясь, поднялся, кто-то из мужиков со смехом бросил:
– Вот тебя ишак до самой параши и довез… как ты и просил!
– Зашкварился, Шмыга! – загалдели со всех сторон.
– Да вы что, мужики… – опешил вор.
– А ну не подходи, зашкваренный, а то пришибем! – раздались угрожающие голоса.
– Да какой я вам зашкваренный, если бы не этот мерин…
– А ты словами не бросайся и голос на мужиков не поднимай, – высказался степенный арестант лет сорока. – Чего хотел, то и получил. А если кого-нибудь из нас попытаешься зашкварить, то до рассвета тебе не дожить…
Скажем, что чифиром подавился.
О Бирюке на время забыли, а он стоял, спокойный и неподвижный, словно могучий утес посреди бушующего моря, раздумывая, как следует вести себя дальше.
– Пусть Секач нас рассудит! – пожелал Шмыга.
– Пусть рассудит! – согласился степенный арестант. – Это его право.
