– Я тут ищу одного господина. Может, вы слышали о нем, графом Демидовым величать? Где он может быть?
– Пошлите вы вон со своим графом Демидовым!
Убеждать даму в добрых помыслах не имело смысла. Покачав головой, Евдоким Филиппович в расстроенных чувствах вышел из номера.
Часть III
ЗАПАДНЯ
Глава 17
ЧТОБЫ БЕЗ РОТОЗЕЙСТВА!
Ровно в восемь часов вечера Григорий Васильевич совершал прогулку по Тверскому бульвару. Редок был день, когда генерал изменял своей привычке. Даже если в планы неожиданно вмешивалось ненастье, когда без глубоких калош и широкого зонта на улицу не выйти, он распоряжался, чтобы к самому крыльцу подкатывали крытую повозку, из окон которой можно было бы наблюдать за разыгравшейся стихией. Во время дождя воздух казался генералу особенно свежим, а потому Аристов не мог отказать себе в удовольствии прочистить легкие озоном.
Собственно, так было и в этот раз, дождя еще не было, но в районе Проломной заставы плотные темно-серые облака готовы были разродиться ливнем. Дождь мог застать в самой середине прогулки, на одной из аллей Тверского бульвара, а потому вполне доброе начинание могло обернуться обременительной долгой простудой.
Поразмыслив, Григорий Васильевич решился взять с собой теплый плащ и шерстяное кашне, а прогулку сократить вдвое. Времени вполне достаточно, чтобы продумать текущие дела.
В последнее время генерала все более занимала шайка аферистов, в которой фигурировал ловкий мошенник, способный обрядиться под Шаляпина и весьма недурственно исполнять репертуар великого певца. Судя по агентурным данным, шайку возглавлял мужчина лет пятидесяти пяти, плотного сложения и с короткой бородкой; именно он организовал «беспроигрышную» лотерею в Саратове, в результате чего заработал полмиллиона рублей. Мошенник настолько осмелел, что в Перми выдал себя за ревизора имперской канцелярии и занял у тамошнего полицмейстера десять тысяч рублей.
Главарь мошенников расчетлив, мыслит комбинационно: чего стоит то представление, когда лже- Шаляпин, сказавшись больным, был высажен по приказу капитана на берег, причем сопровождавшим его лицом оказался аферист, исполнявший на его концертах роль пианиста! А в тот момент, когда планировалось задержание главаря мошенников, он, представившись полицмейстеру тайным агентом, указал на филера и потребовал взять того под стражу.
«Та еще компания!» – с горечью выдохнул Григорий Васильевич, надевая теплый плащ и наглухо, до самого горла, застегивая пуговицы.
Распахнув дверь, он потопал по коридору и, проходя мимо Иннокентия Кривозубова, предусмотрительно вжавшегося в стену, чтобы пропустить Аристова, небрежно бросил:
– Со мной пойдешь!
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – бодро отозвался агент.
Уже на выходе Аристов столкнулся с молодым человеком, угодливо улыбнувшимся, судя по всему, с очередным просителем. Начальник Московского сыска хотел было уже пройти мимо, как молодой человек взмолился:
– Ваше превосходительство, выслушайте меня, Христом Богом прошу!
Григорий Аристов невольно приостановился. Нельзя было сказать, что его как-то зацепило вступление: за годы своей службы ему приходилось выслушивать куда более цветастые речи, но что-то в облике (а может быть, и в голосе) молодого человека заставило его отнестись с пониманием. Одет посетитель был излишне вычурно: из-под длинного, явно не по росту белого фрака торчали клетчатые штаны; ноги обуты в коричневые штиблеты на тонкой подошве; на голове длинный цилиндр, слегка наклоненный набок. Почему- то головной убор выглядел невероятно тяжелым, казалось, что достаточно всего-то одного неверного шага, чтобы он свалился на мостовую. И совсем уж несуразно смотрелась огромная желтая цепь из какого-то дешевого металла – надо полагать, с часами, – огромной петлей свисающая с петлицы.
Проситель был краснощек, молод и высокого роста.
– Что тебе, голубчик? – без особой любезности поинтересовался Григорий Васильевич. – Только скоренько говори, мне идти надобно.
– Ваше превосходительство, к мошенникам я попал, обобрали они меня подчистую, как липку, пятнадцать тысяч у меня обманным путем забрали. А еще иные траты я понес, не говоря уже о серебряных столовых приборах, на которых княжескую корону заказал сделать, с вензелями.
Григорий Васильевич внимательно посмотрел на молодца: говорил он так, как если бы немного был не в себе. Но упоминание о мошенниках Аристова насторожило.
– Вы бы уж, ваше превосходительство, посодействовали, отловили этих преступников. А то мне даже как-то неловко возвращаться домой. Что же мне соседи тогда скажут? Простофилей назовут!.. Ежели, конечно, требуются какие-то траты при поисках, так я немедленно готов посодействовать, только чтобы отыскать этих злоумышленников. Для начала могу дать пятьсот рублей, – сунул он руку в карман. – Надеюсь, вас устроит такой авансец?
Позади мелко прыснул Кривозубов – речь пострадавшего его явно забавляла. Григорий Васильевич сердито посмотрел на агента, вмиг ставшего серьезным. С сердитыми интонациями обратился к просителю:
– Послушайте, сударь, о чем это таком вы говорите? Это вам Московский сыск! Правительственное учреждение, и жалованье мы получаем от самого государя императора!
– Извините меня, коли я не так выразился. Но уж больно меня обида гложет. Уж попался я, как простодыра последний! Это же надо было так обвести меня!
Григорий Васильевич посмотрел на небо. Рановато было утверждать, что распогодилось, но облака казались не столь уж тяжелыми, как поутру, а с востока задул ветерок, остужая лица. Возможно, ветер отнесет кучевые облака куда-нибудь в сторонку, но углубляться по Тверскому бульвару было бы преждевременно.
– Вот что сделаем, молодой человек, давайте с вами посидим вот на этой лавочке, – указал Григорий Васильевич тростью через дорогу.
– Ваше превосходительство, – неожиданно забасил Кривозубов над самым ухом.
– Ну что тебе? – раздраженно спросил Аристов.
Сегодня Григорий Васильевич пребывал в скверном настроении. День не заладился с самого начала, когда из императорской канцелярии принесли бумагу о том, что требуют от нового начальника сыска более активных действий в поимке преступных элементов. Бумага наводила на скверные размышления и принуждала за каждое дело браться с особой страстью.
Причину прихода бумаги Григорий Васильевич выяснил немедленно через своих питерских приятелей. Как оказалось, один статский советник, пребывавший инкогнито в Москве, забрел за развлечениями в «дом призрения», где, малость перебрав и учинив драку с клиентами, был изрядно взгрет двумя половыми и с позором выставлен за порог. Разобидевшись, он отписал на имя государя сердитую жалобу о бесчинствах, творимых в Москве, прочитав которую император некоторое время пребывал в гневе и распорядился, чтобы Московский сыск (разумеется, в лице генерал-майора Аристова) дал подробнейший отчет о случившемся.
Поначалу у Григория Васильевича было желание в обстоятельном письме растолковать императору возникшее недоразумение, но потом он решил оставить пустую затею и заняться насущными делами. А они уже топтались у порога его учреждения и сулили за расторопность пятьсот рублей!
Наклонившись к уху Аристова, агент негромко произнес:
– Это тот купец с парохода, о котором я вам докладывал. Он видел тех самых мошенников.
Григорий Васильевич с любопытством посмотрел на примолкшего посетителя. Сыск принимал неожиданный оборот.
– Хорошо, – кивнул Аристов, и, обратившись к молодому человеку, спросил: – Так как вас величают?
– Евдоким Филиппович Ануфриев, купец второй гильдии, – ответил молодой человек со значением.
