отдела диверсий Главного управления имперской безопасности. Служила под командованием самого Отто Скорцени. Это все, что мне известно.
Барон покряхтел, что-то невнятное проворчал и наконец вполне членораздельно произнес:
— Если только это действительно Фройнштаг, то, конечно же, — под командованием Скорцени. Это лучшая разведчица и диверсантка рейха, Ридберг. Лучшая. Она прошла через такие операции, в которых мало кто выживал. А под командованием Скорцени служили только такие люди. И я уверен: был бы Скорцени жив, он находился бы сейчас с нами.
Теперь уже настала очередь Фройнштаг прикусить верхнюю губу и мысленно спросить барона: «Кто вас, контр-адмирал, идиот вы эдакий, тянет за язык: «Лучшая разведчица, лучшая диверсантка!»? Однако, взглянув на адмирала Брэда, германка поняла, что тот не склонен ни язвить по этому поводу, ни в очередной раз пытаться уличать ее в шпионаже. Тем более сейчас, когда ему самому досталось от барона фон Риттера.
— Ничего нового для меня в этом нет, мэм, — услышала она из уст командующего эскадрой именно то, что желала услышать. — Мне достаточно хорошо известна ваша фронтовая биография.
— Благодарю вас, сэр.
— Мне очень хорошо известна биография этой мужественной женщины, старший мастер-сержант, — обратился Брэд к радисту, настороженно наблюдавшему за поведением этих двух странных людей.
— Не сомневаюсь, сэр.
— Но военное прошлое — это военное прошлое.
— Госпожа Фройнштаг оказала нам большую услугу, вступив в переговоры с германскими летчиками, — ответил Хастон. — Иначе они попросту могли бы нас сбить. Пока она находится на борту нашей «Кобры», нам, будем надеяться, ничего не грозит.
— Но как она могла оказаться здесь, в Антарктиде? — вновь возник в наушниках Фройнштаг голос.
— Я уже сообщил вам, господин контр-адмирал, что теперь она работает в какой-то швейцарской газете, — по тому, как пилот сказал это, Лилия почувствовала, ему стоило немалого труда, чтобы сдержать свое раздражение. — А журналисты могут бывать везде, где им заблагорассудится.
— Даже за сотню миль от полюса, на борту американского самолета? Трудно поверить.
— Мы с ней достаточно долго беседовали, господин контрадмирал, чтобы я мог усомниться в ее существовании.
— Вы могли бы связать меня с бортом этого самолета, обер-лейтенант?
— Попытаюсь.
— Сержант, — обратилась Фройнштаг к старшему радисту, — контр-адмирал намерен поговорить со мной. Это удача. Разговор с ним может решить судьбу и базы «Адмирал-Форт», и всей экспедиции.
Прежде чем выйти на связь с обер-лейтенантом Ридбергом, старший мастер-сержант вопросительно взглянул на адмирала Брэда.
— Не теряйте времени, — поторопила его журналистка.
— Считайте, что сейчас здесь командует леди Фройнштаг, — устало молвил полярник. Он вдруг почувствовал смертельную усталость от всего, что здесь происходит. Если уж нельзя было тотчас же вернуться в США, то от жизни он хотел немногого: вернуться на свое место и хотя бы на несколько минут уснуть. — Не забудьте помолить Бога, сержант, чтобы переговоры ее оказались успешными.
— Я прошу вас не оставлять отсек, сэр, — упредила его уход Фройнштаг. — Задержитесь на пару минут.
— Наши сержанты — люди воспитанные, — попробовал отшутиться Брэд, однако журналистка проявила настойчивость:
— Важно, чтобы вы лично присутствовали при разговоре с контр-адмиралом фон Риттером. Во-первых, у барона могут возникнуть вопросы к вам, или у вас — к нему, а во-вторых, у вас не должно оставаться сомнений относительно темы наших переговоров.
— Сомнений уже не возникает, — молвил адмирал, — но, пожалуй, вы правы, я задержусь.
29
Декабрь 1946 года. Антарктида.
Борт разведывательного самолета «Кобра».
Выходить на связь с германским пилотом Ридбергом старшему радисту «Кобры» не пришлось, обер- лейтенант опередил его.
— Я получил приказ заместителя коменданта «Базы-211» контр-адмирала фон Риттера вновь связаться с вами, господа, — молвил он, как только услышал голос старшего мастер-сержанта Хастона.
— Слышимость устойчивая, коллега.
— Контр-адмирал хотел бы переговорить с госпожой Фройнштаг.
— Сегодня госпожа Фройнштаг пользуется особым успехом у всех адмиралов Антарктиды.
— В чем я ни минуты не сомневаюсь. Именно поэтому пригласите ее к рации.
Хастон лениво взглянул на адмирала, затем на Лилию и неспешно, голосом дворецкого или отельного портье, добавил:
— Вообще-то, леди просила не тревожить, но если ваш адмирал возжелал видеть ее, сейчас позову.
Лилия улыбнулась. Ей нравился этот смышленый парень, и то, как он ведет себя. Из него мог бы получиться неплохой «диверсионный актер» в стиле штурмбаннфюрера Вилли Штубера[36], которого Скорцени ценил именно за его умение разыгрывать всевозможные разведывательно-диверсионные сценки, в которых Штубер, несомненно, превосходил даже первого диверсанта рейха.
— Кажется, вы хотели связать меня с контр-адмиралом фон Риттером, обер-лейтенант?
— Не знал, что с нашими адмиралами вы тоже знакомы, гауйтштурмфюрер.
— Безнадежно ревнуете, обер-лейтенант: адмиралы — моя давнишняя слабость!
Оба американских сержанта ухмыльнулись и взглянули на командующего эскадрой, который со стойкостью старого морского волка пытался сохранять невозмутимость.
— «Адмиралы — моя давнишняя слабость!». Прекрасно сказано! — пытался выглядеть ценителем юмора обер-лейтенант Ридберг. — Интересно было бы знать, сколько их в вашей коллекции.
Фройнштаг хотелось тотчас же одернуть это летающего наглеца, в другой ситуации она наверняка так и поступила бы, но сейчас она лишь воркующее молвила:
— Об этом мы поговорим где-нибудь в Цюрихе, за кружкой пива с копчеными свиными ребрышками, национальным лакомством баварцев.
Пилот с удовольствием продолжил бы это эфирное свидание с германкой, но в это время между ним и милой журналисткой возник зычный, властный голос барона фон Риттера.
— А теперь, высокое собрание, я хочу слышать голос женщины, которая осмелилась присвоить себе имя красивейшей из женщин войск СС — Лилии Фройнштаг.
Лилии известен был только один человек, который не мог и трех фраз произнести, чтобы не вставить это свое — «высокое собрание». Поэтому, даже если бы ей не представили этого человека, известного не только по кличке «Странствующий Бездельник», но и по тем мужественным шрамам на теле, которые Фройнштаг исследовала в течение нескольких любовных ночей, — она не спутала бы его ни с кем другим.
— Вы, как всегда, скупы на комплименты, мой адмирал, ибо на самом деле речь идет о красивейшей женщине Германии, — сразу же ринулась Фройнштаг в атаку, дабы у барона фон Риттера и тени сомнения не возникало, что это именно она, а не какая-то там бордельная эсэсовка из надзирательниц женских концлагерей.
— Неужели я действительно слышу ваш голос, Фройнштаг? — взволнованно спросил фон Риттер после
