Поздоровавшись, адмирал жестом, указал Фройнштаг на одно из кресел у приставного столика, уселся сам и несколько секунд внимательно всматривался в лицо журналистки.
— Признаться, я все же представлял вас в форме офицера СС, гауптштурмфюрер.
— Такие фантазии способны рождаться лишь у человека, который давно не встречался с людьми из послевоенной Германии. Нет уже рейха, нет СД, офицером которой я была, нет СС, нет Главного управления имперской безопасности. Как бы мы теперь ни храбрились и словесно не изощрялись, а правда заключается в том, что Германия разгромлена, расчленена и поставлена на колени. Иное дело, что лучшие из воинов фюрера становиться на колени не пожелали. Но о них история будет говорить отдельно.
— Если говорить честно, то с людьми из послевоенной Германии я вообще встречаюсь впервые, — сознался адмирал.
— Это многое объясняет.
— Именно поэтому не направил на встречу с вами начальника своей контрразведки, а прибыл сам. Причем это было непросто, поскольку даже руководителям Рейх-Атлантиды разрешено посещать Страну Атлантов крайне редко, и только по личному приглашению или разрешению Повелителя.
— Я не стану выяснять, почему атланты столь осторожны, а порой и неприветливы в отношениях с вами, господин вице-адмирал.
— И не стоит делать этого.
— Однако напомню, что и в послевоенной Германии, равно как и в давно не воевавшей Швейцарии, подданной которой я теперь являюсь, традиции представляться никто не отменял.
Вице-адмирал поиграл желваками, пытаясь погасить нахлынувшее на него раздражение, но затем улыбнулся и поднявшись, произнес:
— Простите, госпожа Фройнштаг, я не знал, что вам не сообщили о моем появлении в Пирамиде Жизни, а следовательно, не представили. Вице-адмирал барон Теодор фон Готт, рейхсфюрер — должность главы нашего государства называется именно так — Рейх-Атлантиды, комендант Арийбурга и «Базы- 211».
— Отто Скорцени уважительно называл вас «Полярным Бароном».
Массивным, гладко выбритым подбородком барон почесал сильно выступающую, могучую грудь и едва заметно улыбнулся.
— Оберштурмбаннфюрер Отто Скорцени, — мечтательно, словно название романтического курортного городка где-нибудь на Лазурном Берегу Франции, произнес барон, — Обер-диверсант рейха. Признаюсь, я всегда восхищался его мужеством. Впрочем, как и вы, Фройнштаг, — скабрезно ухмыльнулся рейхсфюрер Рейх-Атлантиды.
— Я не мужеством Скорцени, я им просто, по-женски, восхищалась, — сдержанно ответила Лилия, дабы избежать дальнейших намеков. В конце концов, о романе Скорцени с Лилией Фройнштаг знала вся верхушка рейха, и они уже даже не пытались утаивать его. Чего уж тут…
— Собственно, я не это имел в виду.
— И «это» — тоже. — Мило улыбнулась Фройнштаг. — И вообще, не тушуйтесь, господин вице- адмирал, берите пример с меня.
— Скорцени допустил большую ошибку, когда решил не уходить из Германии вместе с нами или с Атлантической стаей субмарин, уходивших на аргентинскую базу «Латинос». Помню, что ему нравилось мое полярное прозвище. Адмирал фон Риттер рассказал мне о вашей радиобеседе, поэтому я знаю, как сложилась судьба Скорцени. Фон Риттеру, естественно, хотелось бы воочию полюбоваться вашей красотой, точно так же, как любуюсь сейчас я, но, как видите, ему этого не позволено. Из ревности и вредности моей.
— Откровенно. И давайте будем считать, что с любезностями покончено. Вы ведь прибыли сюда не для того, чтобы поражать меня своими комплиментами, я права?
— Абсолютно правы. Мне уже известно, каким образом вы, гауптштурмфюрер, оказались на борту американского авианосца «Флорида».
— Источник все тот же — адмирал фон Риттер.
— Не совсем так. Он всего лишь стал контрольным источником. Когда мы прослушали запись его разговора с вами, а затем выслушали его впечатления и мнения, то могли сверить их с донесениями наших континентальных, как мы их называем, агентов.
— Результаты показали, что вы говорите правду, и косвенно еще раз убедили нас, что агентом американской разведки вы пока-что не являетесь. Иное дело, что после этого визита во Внутренний Мир сотрудники разведки станут основательно разрабатывать вас и даже попытаются заполучить в качестве разведчицы.
— Я в этом тоже не сомневаюсь, господин рейхсфюрер, однако им придется основательно потрудиться, чтобы добиться хоть какой-то благосклонности.
— Мы в этом не сомневаемся, гауптштурмфюрер СС Фройнштаг.
— В то же время мне приятно знать, что за столь короткое и сумбурное время вы сумели создать свою разведку?
— Одним из основателей ее выступил Отто Скорцени, который еще в начале сорок пятого передал нам до полусотни отборных агентов-диверсантов, законсервированных в разных странах, причем из тех, для которых крах рейха не стал крахом ни наших идей, ни их карьеры.
— Судя по всему, речь идет о выпускниках знаменитых скорценовскаих Фридентальсьских курсов, располагавшихся в замке Фриденталь неподалеку от Берлина[47].
— Вполне возможно.
— Странно, что я об этом ничего не знала.
Появилась юная атлантка с бирюзовым подносом, на котором находились хрустальные бокалы, наполненные каким-торозоватым напитком. Одета она была точно так же, как и водительница доставлявшего их к Пирамиде тихолетного «роллс-ройса». Мало того, присмотревшись к ней повнимательнее, Фройнштаг вдруг открыла для себя, что это она и есть. И пока девица неспешно расставляла эти бокалы и чашечки с какой-то снедью, внешне напоминающей поджаренные цыплячьи крылышки, рука адмирала бесцеремонно блуждала между икрами ее ног, храбро забираясь под коротенькую спартанскую юбчонку.
К удивлению Лилии, атлантка, которую адмирал называл Осанной, блаженственно улыбалась и не только не пыталась остановить германца, но и явно не спешила со своим уходом. При этом присутствие Фройнштаг ее ничуточку не смущало.
— Кажется, самое время остановиться, господин адмирал, — наконец не удержалась Лилия, предполагая, что ласки стареющего морского волка зашли слишком далеко. Тем более, что она засомневалась, есть ли у Осанны под юбочкой нечто такое, что напоминало бы трусики.
Судя по блаженственному выражению ее лица, — не было, и, забираясь туда, барон фон Готт прекрасно знал об этом. Впрочем, особого блеска в его глазах Лилия так и не заметила. Так, подумалось ей, ласкают только опостылевших жен или нелюбимых женщин. Тогда зачем он прибегал к этим полусексуальным экзальтациям, да к тому же в ее присутствии, то есть в присутствии женщины, с которой только что познакомился?
Но самое странное, что даже после столь бесцеремонного вмешательства германки Осанна никак не отреагировала ни на ее слова, ни на само ее присутствие. У Фройнштаг даже закралось подозрение, что атлантка умышленно играет в ее присутствии страсть, дабы вызвать у нее чувство ревности. Предаваясь таким образом давно прощенному Богом женскому греху — ревнивой мстительности.
— Она владеет германским, английским или каким-либо иным из континентальных языков? — поинтересовалась Фройнштаг, делая несколько глотков кисло-сладкого напитка, с каким-то березово- грушевым привкусом.
— Владею, — томно ответила вместо него Осанна, развернувшись бедрами к адмиралу и опираясь руками о стол, в классической позе «секретарши-любовницы». — Мне подарили атланто-германский разговорник, и я выучила его, а затем и весь германский словарь.
Говорила официантка с жутким акцентом, но определенным словарным запасом, судя по всему, владела.
Фройнштаг вопросительно взглянула на адмирала.
