Мастеровых – Николая, Федора и Василия – или это они разыскали Николая, Сергея, Александра и Михаила Сушковых. Но факт тот, что эти две семьи, да еще двое братьев Ивановых составили ядро дачной футбольной команды.
Мы нашли подходящее место, разровняли его, разметили зоны, и получилось неплохое поле, правда, с небольшим уклоном в одну сторону. Здесь с утра и до темна гоняли мяч – благо, делать больше нечего. Однако… сказав: «гоняли» и «нечего делать», я мог создать у читателя впечатление, будто гоняли от нечего делать. Но нет, это была работа – настойчивая, упорная и даже с позиции нынешней методики тренировки в чем-то достаточно умная. Мы не бессмысленно гоняли мяч, а отрабатывали удар, точные пасы, разыгрывали сложные комбинации, придумывали тактические ходы. Признаюсь, правда, – не от высокой сознательности, а вынужденно…
Дело в том, что по другую сторону железной дороги, в Фельдмаршальском поселке, проживала еще одна группа футболистов. И весьма сильная. Достаточно сказать, что душой и лидером ее был известный футболист, правый край олимпийской сборной 1912 года Михаил Смирнов. С ними чаще всего и приходилось нам играть.
Да, нам повезло – мы имели дело с сильным противником. Встречи с ним с ходу вскрывали все наши слабые места. Соперник ставил нам точные диагнозы, мы знали, что лечить, а это самое главное.
Встречались мы и с более дальними соседями, с командой Царицына, например. Вставали чуть не с зарей, облачались в футбольную форму и восемь километров… не шли – по сути дела, бежали, перекидываясь мячом.
Лето 1915-го… Уж год, как идет первая мировая война. Молодежь забирают на фронт… Идут и идут похоронки… Горя хватает!
А жизнь продолжается. Во всех проявлениях. И в футбол играют, и смотрят его по-прежнему, хотя некоторые команды вовсе закончили свое существование – всех призвали в армию, другие – значительно поредели…
Ночью прошел дождь, обильный и теплый, с грозой, насытившей воздух пахучей свежестью. И сейчас, Поутру, пока солнце еще не слишком палило, все запахи деревенского лета струились сквозь щели неплотно прикрытого на ночь окна. Возможно, это они вместе с бесцеремонным галдежом птиц разбудили меня, а возможно, шаги брата Александра, ходившего уже туда-сюда с полотенцем.
– А-а! – весело заговорил брат, увидав меня с открытыми глазами. – Мы проснуться изволили… Вставай, дрыхало. Глянь, на улице благодать какая. Быстро умывайся, одевайся – до завтрака еще поиграть успеем…
– Саш, давай нынче отдохнем. Что-то у меня коленка побаливает. Вчера приложился… Об штангу.
Александр сначала скис – он настроился на футбол. Но вдруг просиял, найдя в моем предложении что-то интересное.
– А что? Пожалуй, можно и отдохнуть. Давай в Жуковку нынче прогуляемся, поглядим, как мамонтовцы тренируются. Вот у кого поучиться-то можно. Может, и сыграть позовут…
– Как же, позовут… Жди. Нужны мы им – сопляки… Там один Бахвалов чего стоит. А Парусниковы? Все трое мастера – экстра!… А Сергей-то где? Встал?
Позавтракав, мы отправились втроем в Жуковку. Деревня эта находилась в недалеком соседстве от Нашего Тимохова, и мы даже прогулочным шагом дошли быстро. Как и думали, на поляне уже мелькали фигуры в трусах, футболках и бутсах. Мы подошли вплотную, присели на травянистом бугорке и, пожевывая былинки, наблюдали за происходящим.
Состав оказался неполным. Шестеро гоняли мяч, разыгрывая какую-то замысловатую комбинацию, седьмой стоял в воротах. Четверка из знаменитого клуба «Мамонтовка» (я уже упоминал о нем), квартировавшая в этой деревне – Бахвалов и трое Парусниковых, – была на месте. Они-то в основном и тренировались, и вообще все, что происходило здесь, все для них и ради них. Остальные трое – просто статисты.
Здесь небольшая оговорка. Я предвижу недоумение читателя, хорошо осведомленного в географии Подмосковья: каким, мол, образом мамонтовцы попали в Расторгуево, вернее, как могли они играть и тренироваться со своей командой, если проживали, что называется, на другом конце света? Ведь Расторгуево по Павелецкой железной дороге, а Мамонтовка по Ярославской, то есть в противоположной стороне от Москвы. Ответ на это прост. Речь идет о молодых людях, от которых выбор дачи, я полагаю, не зависел. Они жили там, где жили их семьи. Им действительно приходилось трудновато – на игры и на ответственные тренировки они вынуждены были ездить в Мамонтовку – туда, где проживала летом основная часть игроков их команды.
С мамонтовцами у нас, хоть и шапочное, но все же знакомство. Они знали, что мы играем. Заметив нас, они перекинулись короткими фразами, после чего подошел Евгений Бахвалов, глянул понимающим глазом на наши бутсы и, усмехнувшись, сказал:
– Ну что, ребята, постучать пришли? Так валяйте на поле.
Уговаривать нас не пришлось.
В тот день ни Бахвалов, ни кто-либо из Парусниковых не высказал нам своих впечатлений. Но мы и сами почувствовали, что за статистов нас здесь не принимают.
На прощание мамонтовцы только сказали нам: «Приходите завтра снова».
Назавтра мы собрались к своим новым знакомым с намерением договориться о матче между Тимоховом и Жуковкой. Я только что приладил доморощенные гетры, составив их из черных маминых чулок, самодельных щитков, ваты, и теперь шнуровал бутсы – обыкновенные ботинки, на носки которых я набил толстую жесткую кожу. В этот момент постучали в окошко. Подошел Александр, выглянул и с кем-то радостно поздоровался. Я догадался, что Александр разговаривает с Евгением Бахваловым. Рядом с ним стоял младший Парусников»
– Мы к вам с предложением… – заговорил Бахвалов. – Собственно говоря, мы еще вчера хотели сказать, но решили сперва посоветоваться… Что вы скажете, если мы попросим вас сыграть за Мамонтовку? У нас в воскресенье игры на первенство дороги…
Не знаю, что именно переживает спортсмен, восходящий на олимпийский пьедестал, но убежден, что его чувство слабее того, которое испытывал я тогда. Я, шестнадцатилетний мальчишка, заурядный гимназист, буду играть в сильнейшей московской команде, выбегу на поле вместе с лучшими, известными игроками. Моя фамилия может появиться в газетных отчетах…
