заклинание. Она прибегала к такому впервые, но теорию знала в совершенстве. «Тетигистус, — раздавался ее шепот в ледяном оцепеневшем мозгу. — Тетигистус, приди ко мне».
Джуиссанте резко обернулась, еще держа телефон.
— Что ты сейчас сделала? — крикнула она. — Ты что-то сделала. Что?
Джейн ответила туманной улыбкой. Остатки воли ушли на призыв, и теперь она была совершенно бессильна. Даже произнести что-то она не могла.
На лестнице послышались шаги. Открылась дверь, вошел Горец.
Он понял все с одного взгляда и действовал без колебаний. Рванувшись вперед с почти неуследимой для глаза скоростью, он вырвал из рук Джуиссанте телефон. С испуганным криком она бросилась на него, вонзила ногти ему в лицо, добираясь до глаз. Но Горец ловким движением охватил ее запястья и заломил руки за спину. Она изогнулась всем телом, норовя впиться зубами в его яремную вену. Этого он и ждал. На мгновение ее рот оказался у самого его уха.
— Куносаура! — шепнул он так тихо, что при обычных обстоятельствах Джейн не смогла бы расслышать. Но она знала его тайное имя, и он был здесь по ее зову. Поэтому то, что он произнес, сразу пришло к ней.
Куносаура. Что значило «собачий хвост». Это было истинное имя Лесии Инколоре. И сразу облик Джуиссанте начал таять. Черты лица стали меняться, что-то делалось мягче, что-то тверже, острее. Когда все кончилось, перед ними снова была Инколоре. Ее глаза закрылись, и тело бессильно поникло. Горец держал ее на руках.
— Откройте, пожалуйста, эту дверь. — Он сделал жест подбородком.
С возвращением фаты Инколоре апатия Джейн рассеялась. Она вскочила со стула и открыла узкую дверь, на которую указал Горец.
В этой комнате все стены были увешаны карнавальными масками. Окон не было. Горец усадил сестру в кресло.
— В шкафчике есть аптечка с лекарствами, — сказал он. — Когда очнется, дадим ей две белые таблетки. Этого хватит.
Джейн склонилась над фатой Инколоре, чтобы убедиться, что ей удобно. Потом выпрямилась.
Они с Горцем робко поглядели друг на друга.
— Да, — сказал Горец, — повезло, что я оказался рядом.
— Да, — сказала Джейн, — повезло.
— Прошу прощения, госпожа, что второй раз за один день навязываю вам свое присутствие. Я знаю, что противен вам…
— Вовсе нет! Ничуть, ни капельки!
Горец шагнул к ней. Она шагнула от него. Он остановился и поглядел с недоумением.
— Но тогда почему? Если я вам не противен, почему вы держитесь так, словно я ваш враг? Почему вы все время стараетесь уязвить меня?
— Я не хочу вас впутывать в эту мерзость. Вы многого не знаете. Я не хочу, чтобы вам было больно.
— Больно? — Горец был самым отважным и искренним существом, какое ей только встречалось. — Лишь бы честь моя не была затронута, а в остальном можете обращаться со мной как вам угодно. Мучайте меня, если вам это доставит удовольствие. Мучительнее вашего пренебрежения все равно не может быть ничего.
Этого она не предвидела. Чтобы снова овладеть ситуацией, она сказала так холодно, как только смогла:
— Политические игры вашей сестры зашли слишком далеко, сударь. Она хотела превратить меня в свинью. — Внезапно до нее дошла смешная сторона происшествия, и она расхохоталась. — В свинью!
— Это была фата Джуиссанте, — напомнил Горец. — Но вы имеете право сердиться, и если я не могу загладить обиду, позвольте хотя бы объяснить. — Он вздохнул и потер кончик носа. — Глаза этого черепа — сложный механизм. Большое превращение, совершенное под одним из этих глаз, могло бы… трудно подобрать слово — искривить? Нет — навязать себя глазу, так что он не захочет видеть ничего, кроме превращения снова и снова. Это очень ослабило бы могущество Лесии. Но много странных поступков совершается во имя любви.
— Любви? К кому?
— К Лесии, естественно. Бедная Джуиссанте! Она полна ужаса перед тем днем — а он близится, — когда Лесия поднимется в коллегию невидимых, станет одним из хранителей. Стать хранителем — это великое событие и очень большая честь. У всех заинтересованных лиц это вызывает весьма бурные эмоции. — Он пожал плечами. — Даже при самых лучших обстоятельствах могущественные играют в очень детские игры, когда дело касается любви.
Джейн надолго задумалась. Наконец спросила:
— Значит, вот кто такой Болдуин? Хранитель?
Все его тепло моментально испарилось, как туман на ветру.
— Откуда вам известно имя Болдуина? — сурово спросил он. — Болдуин — один из Восьми. Никто не должен о нем знать.
Джейн прикоснулась к его камзолу, расстегнула две верхние пуговицы, погладила пальцами грудь. Он растерялся и замолчал.
— Где вы живете? — спросила она. — Мне нужен точный адрес.
— Кэр-Ариан, северная сторона, 9743-А, площадка Д.
Джейн второй раз произнесла его тайное имя.
— Иди домой, — сказала она. — Забудь все, что здесь было.
Она неохотно убрала руку. И Горец ушел.
Проглотив пилюли, фата Инколоре вздрогнула. Бледность с ее лица ушла.
— Похоже, я у тебя в долгу?
— Мне ваша благодарность не нужна!
— Я так и думала. — Длинные пальцы забарабанили по крышке ящичка с лекарствами. — Наверное, если бы я пообещала устроить так, чтобы некий юный и стойкий пилот в одну из ближайших ночей, обнаженный и пылкий, оказался в твоей постели, ты бы снова на меня зарычала.
Джейн сложила руки на коленях и ничего не ответила.
— Ты удивительно парадоксальное существо. Я таких еще не видела. — Лесия засмеялась. — Ладно, переменим тему. Я тебе не показывала свою коллекцию? — Небрежным движением руки она показала на маски, висящие на стене. Неподвижные лица глядели на Джейн — пустые, самоуверенные, привлекательно бездушные.
— Нет.
— Они довольно ценные. И к тому же полезные. Но, что мне в них нравится, — при всей магии, которая потребовалась, чтобы их изготовить, это не просто амулеты. Это инструменты, действие которых зависит от умения и таланта того, кто их надевает.
— Я не поняла.
— Возьмем, например, эту. — Она сняла со стены полумаску, украшенную перьями. Вокруг прорезей для глаз поднимались два крыла, скрывающие лоб и нос. Рот оставался открытым. — Чтобы наделить маску силой, принесли в жертву трех быков. Но ее власть проявится лишь в умелых руках.
Джейн невольно заинтересовалась.
— В этой маске тебя никогда не узнают, если будешь молчать. Такую маску часто надевают при случайных связях, чтобы не повредить своей репутации. Но предназначена она для того единственного, кто запрещен тебе, но кого ты хочешь.
Ты должна хотеть его отчаянно, страстно, чтобы сила твоего желания была видна ему. Ты должна отбросить всякий стыд, должна делать вещи, на которые не считала себя способной, и наслаждаться ими. Ты должна изумить и потрясти своего возлюбленного. Ты должна измучить его, лишить сил, чтобы, когда ты оторвешься от него при первых проблесках утра, он не смог бы даже пошевелить рукой, удерживая тебя, хотя и хотел бы удержать.
