такого не ожидали. А дипломы об окончании выдадут нам за бесплатно? А их можно будет прикладывать к остальным своим бумагам? Класс. Супер. Зашибись. Шефы сидят тут же рядышком. На расстоянии вытянутой руки. Наравне с нами, как равные с равными. Как это по-американски! Сотрудники восхищены. Они чувствуют, что их ценят и демонстрируют им это. Шефы отхаркиваются и почесываются. Отличные ребята. Вот только что рыла у них какие-то невнятные, но это их неписаное право – иметь рыла, какие хочется. На этой стадии карьеры уже не надо улыбаться и изображать правильного парня. На такой социальной ступени можешь громко пердеть и демонстративно ковыряться в носу. Можешь в свободное время отращивать видное брюхо и с полнейшей беззаботностью забыть о гигиене хавальной полости. Можешь выбрать себе спортивную машину и самку при теле и с большим верхним образованием. Можешь позволить себе практически все, о чем не могут даже помечтать нормальные люди. Можешь вечером проектировать на стенку порно с животными. И можешь на все л ожить большой половой хуй.
Все, как один, кричат что есть сил: «Фирма! Фирма!» Все получают по скоросшивателю и толстые цветные фломастеры, чтобы записывать. Невыносимая интенсивность занятий! Мы такого не ожидали. Все это как-то сблизило нас с фирмой. У нас стало теплей на сердце. Оттого что она такая добрая, наша фирма. Оттого что она мать, а мы цыплята, маленькие лягушатки. Столько об этом раньше говорилось, столько раз про это слышал, а тут, пожалуйста вам, осознаешь на собственной шкуре – скоросшиватель и толстые фломастеры. Повезло нам наконец в жизни! Улыбнулся нам наконец джек-понт.
Шефы сидят тут же рядышком и за всем присматривают. В случае необходимости вмешиваются в процесс обучения. Обеденный перерыв дтится полчаса, а не тридцать три минуты, как некоторым думается. Еще раз опоздаете – и к чертовой матери полетите воробышком домой.
Нас заливает бледный страх. Мы сидим, и лица у нас красные от стыда. Дай нам палец, так мы и всю руку откусим. Неблагодарные мы! Но это в последний, честное слово, в последний раз. Клянемся нашими папами, мамами и Господом Богом.
Ладно, на этот раз вам сошло с рук, а теперь сыграем вот в такую игру. Из разбросанных на столе выражений, пожалуйста, сложите что-то, что у вас ассоциируется с фирмой. Работа в группах. Старайся. Кувыркайся, как обезьяна. Задавай гладкие вопросы. А это что? А для чего это? А в этом случае? А если то, то что это? Говори то, чего ожидают. Жестикулируй. Улыбайся. Чешись. Икай. Бормочи. Пусть все видят, что ты что-то делаешь. Во всяком случае, старайся. Пусть видят, что ты хотя бы стараешься. Обезьяний лес. А они здесь охотники, податели жизни и смерти. Белые колонизаторы, которые за хорошее поведение одарят дикарей огненной водой и самовзрывающимися авторучками.
Кругом сырость от срамного пота. Сплошные глупости. Сплошные идиотизмы. Безнадега. Маразм.
Вечером после целодневного ментального паштета фирма предлагает пикник с колбасками на берегу лужи. Окрестности Дзялдова. Ларек с мороженым еще не функционирует. Не сезон. Так что сидим на пластиковых скамеечках и вкушаем колбаски с горчицей. Уже после занятий, и в принципе только теперь видно, как на ладони, кто есть кто. Кто какой человек. Кто будет каким торговым представителем. Потому что представитель – человек открытый, самостоятельный, умеет завоевать симпатию окружающих и в результате так ловко их облапошить, что эти мудаки остаются в твердой уверенности, будто верх взяли они.
Все вцепляются друг в друга, как веселые расшалившиеся щенки. Тут розыгрыш, там подъебка, хлоп по плечу, едва надкушенная колбаска летит под столик, классно. Лучшие мои друзья. Фирма, семья, горчица, гриль. Дружба, шутка, рост, бабы, консервы, незатихающая музыка.
А наши подруги, торговые представительницы, после двух-трех стаканов громко заявляют о своей нестыдливости и недобродетельности. О том, что любят это делать в такой и такой-то позиции. И чем страхомордней, тем она громче заявляет. Они с радостью покажут сиськи, но только генеральному и высшему руководству, а ты, жалкая козявка, ступай в кусты и мастурбируй.
Через несколько часов на арене остались лишь несколько храбрецов и один шеф. Атмосфера стала еще домашнее. Шутки еще похабней. Еще минута-другая – и мы будем демонстрировать друг другу солопы. Шеф уже хорош, уже невразумительно бормочет, что он трахает, трахает, трахает, и как трахает, и где, и что трахать ему уже не хочется, и что хотел он в автосалоне взять синюю тачку, но не было, так взял красную. Да один хер! Ежели в принципе. Он немножко поездит и купит новую.
– У кого есть курить? – Ни у кого нет. И что? А ничего. – Едем за сигаретами в магазин, – объявляет он и, пошатываясь, садится за руль. Направление: ближайший ночной. Ближайший ночной – восемьдесят кило отсюда. Ни хрена. Эй, кто шляхта! Мы, мы! Втюхиваемся вместе с ним в просторный салон. На шестидесятом кило – полиция. Капец? Ну козел, боров, шеф, всех он, сука, знает. Никто и слова не вякнет, никто не приебется. На семидесятом что-то не получилось, и он, нажратый, руль вправо, руль влево. Влево и вправо. Все страшно быстро, но в то же время и страшно медленно. Капитан! Право руля! Полный вперед. К новым приключениям. Такое удовольствие случается не каждый день. Бах! Бах! Столбики. Красно-белые. Хуяк. Куст. Пиздец. Канава. Наконец-то – на якоре.
Что чувствую? Чувствую, что болит голова. И шея. Позади стонет полубесчувственный пациент, по роже у него течет кровь, он ее размазывает ладонью и стонет. Как остальные, не знаю. Капитан-шеф, только чуть поцарапанный, отстегивает ремень безопасности и вылезает. Шатаясь, открывает багажник.
– О боже! Какое счастье! Клубника не помялась.
Вот так развлекаются. Так развлекаются. Молодые крысята, проводящие опыты на белых мышках. И прощай, Дзялдово. С глубоким сожалением уведомляем. В расцвете витальных сил. Посреди похабельной весны жизни. С далекоидущей надеждой. Беременный мечтой. Любимый муж и отец. У него что, дети какие-то были? Ну.
– Я единственное, чего хотел в жизни, – исходя кровью, шептал он мне на ухо в той неожиданно остановившейся ночью машине, – стать настоящим торговым представителем и еще… и еще, чтобы… Польшу в ЕЭС.
– Успокойся! Все будет gut… Еще Польша не погибла, пока мы жуем!
И чтобы всем было все ясно. Шутки в сторону. Фирма – она как семья. И бездельникам- левшам в ней не место.
пятница
Могли ли некоторые алкалоиды, содержащиеся в растениях, повлиять на формирование человеческой способности к саморефлексии? Или же саморефлексия, вызванная с помощью алкалоидов, облачила простые факты в новый наряд короля?
Я тут пригвожден в стартовой позиции. Сбрасываю давление. Из уст непрерывной арифметической последовательностью извергается поток вульгарных сексуальных импульсов. Мир перед моими глазами развертывается со стороны женского органа во всей его полноте. В воздухе носится неоновое свечение новых культовых психоделических средств, основанных на алкалоидах из плодов мускатника. Таблетка, порошочек и гогель-могель разряжают стрессы и разочарования после недели работы на бензозаправочной станции. Уже с минуту я, совершенно потерянный и облапошенный, стою, заглядывая в халтурно вырезанную в картоне замочную скважину.
Не подлежит никакому сомнению, что исторический момент определил нам роль захолустья. Картон, станиоль, кое-где белая бязь, лайкра из люмпекса. Все уже выношено и коммерчески отэксплуатировано мейнстримом. Самое же важное – ядро, сердцевина – скрыто всеобщей макдональдизацией, появляется в своей облегченной, конфетной форме. Ведущие в масс-медиях продают идеологию эпохи угасающих идеологий, инфострад и управляемых на расстоянии инкубаторов в форме самоорганизующейся, распределяющейся по уровням массы. Первобытная ярость приобретает форму липкого отвара, который свисает эксцентричной клейковиной с декораций самых крутых телешоу. Все, что было сырым, становится вываренным, чтобы легче было глотать. И в такой пропущенной через мясорубку форме оно появляется где-то на уровне всемирного кишечника. Обыкновенно мы получаем лишь бесполезную, хотя все такую же яркую упаковку. Вторичный протест, он родом из жопы. Повторяю: из жопы.
Как и все остальное. Ты тоже. Стоишь здесь.
Стоишь, облапошенный, сбоку и смотришь, как они сноровисто дрыгаются. Стоишь у самой колонки, окутанный завесами однообразной пульсации ударной аппаратуры, шокирующих ассоциаций, почерпнутых напрямую из действительности, звуков, смикшированных с пульсом, мочой, пердежом, менструацией, менопаузой, остеопорозом, излучением мозга, космическими шумами, вибрациями, которые совершают обряд экзорцизма над мозгом, размягченным жестким биоритмом мини-метрополии, вибрациями,
