жене письмо, чтобы она ничего не заподозрила раньше времени. Шевченко поднялся к себе и написал ей записку, которую она увидит только утром. Он положил в портфель снимок дочери, фотографию своей жены вместе с женой Громыко и большое групповое фото с Брежневым.
Шевченко спустился по пожарной лестнице, перешел через улицу и сел в ожидавшую его машину. Его спрятали в доме, принадлежавшем ЦРУ. По иронии судьбы одного из сотрудников ЦРУ, опекавших Шевченко, звали Олдрич Эймс. Через несколько лет он станет агентом советской разведки…
В книге «Разрыв с Москвой» Шевченко сам описал, как за несколько лет до побега он обратился к старому знакомому-американцу:
— У меня к вам необычная просьба. Я решил порвать со своим правительством и хочу знать заранее, какова будет реакция американцев, если я попрошу политического убежища.
— Вы шутите, Аркадий! — ошеломленно сказал тот.
— Я совершенно серьезен, — настаивал Шевченко. — Такими вещами не шутят.
Подумав, американец сказал:
— Мы давно знаем друг друга, и я, конечно, постараюсь помочь вам. На следующей неделе я еду в Вашингтон. Я все разузнаю. Но нас больше не должны видеть вместе.
Через несколько дней в библиотеке ООН он передал Шевченко листок бумаги, на котором было написано: «Из Вашингтона приезжает человек специально для того, чтобы встретиться с вами. У меня сложилось впечатление, что вам предоставят политическое убежище, и я надеюсь, что разговор с этим человеком успокоит вас».
Сотрудник ЦРУ провел с Шевченко классическую вербовочную беседу:
— Если вы готовы бежать, мы готовы помочь вам. Мы примем вас, если вы именно этого хотите.
Он, правда, сразу предупредил, что в Соединенных Штатах у Шевченко не будет особых привилегий, к которым он привык: машины с шофером, государственной квартиры, той роскоши, которая полагалась советскому чиновнику высшего класса.
— Вы понимаете, что, если вы будете жить открыто, ваша жизнь всегда будет под угрозой? — сказал сотрудник ЦРУ.
«Я достаточно был осведомлен о длинной руке и долгой памяти КГБ, — писал Шевченко. — Почему он заговорил об этом: неужели он хочет отговорить меня?»
Но американец преследовал иную цель. Ему надо было убедить Шевченко не спешить с побегом:
— Подумайте, сколько вы могли бы сделать, если бы остались на своем месте. Вы могли бы снабдить нас массой информации.
— То есть вы хотите, чтобы я стал шпионом? — переспросил Шевченко.
— Мы бы не назвали это шпионажем, — осторожно ответил вербовщик. — Давайте скажем так: время от времени вы будете на таких встречах снабжать нас инфомацией.
Шевченко согласился, понимая, что в таком случае станет куда более ценным приобретением для американцев. Но он недооценил психологического пресса, который способен раздавить и более крепкого человека. Двойную жизнь не каждый способен вести, а Шевченко не был профессионалом.
Он регулярно заходил в святая святых — шифровальный отдел на седьмом этаже советского представительства, который охраняли вооруженные чекисты. В специально отведенной комнате Шевченко читал поступающие из Москвы секретные телеграммы, потом пересказывал их американцам. Кроме того, он пересказывал новости, которые привозили приезжавшие в Нью-Йорк высокопоставленные московские гости.
Шевченко назвал американцам сотрудников резидентур КГБ и военной разведки — всех, кого знал. А он знал, наверное, всех, кто работал в Нью-Йорке, да и в Вашингтоне, и в Сан-Франциско (где было советское генконсульство) тоже…
После побега Шевченко министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко раздраженно сказал председателю КГБ Андропову, что помощников у него было много и он просто не помнит такого человека — Шевченко. Контрразведчики, которые обыскали московскую квартиру Шевченко, принесли Андропову фотографии, на которых министр иностранных дел был запечатлен вместе со своим беглым помощником в домашнем интерьере.
Но это не значит, что Шевченко был близок к министру. Он был близок к сыну министра — Анатолию Громыко. Шевченко познакомился с младшим Громыко, когда учился в МГИМО. Они вместе написали статью. После чего Шевченко взяли на работу в Министерство иностранных дел.
Громыко радел родным людям. Его дочь Эмилия вышла замуж за профессора МГИМО Александра Сергеевича Пирадова. Для него это был третий брак. Первой его женой была дочь Серго Орджоникидзе. Пирадов быстро получил ранг посла и уехал в Париж представителем в ЮНЕСКО.
Сын Громыко Анатолий захотел попробовать себя в дипломатии. В молодом возрасте он стал советником-посланником в посольстве в ГДР, но понял, что посольская должность ему заказана, поэтому перешел на научную работу. Его сделали директором Института Африки Академии наук СССР.
Аркадий Шевченко быстро сделал карьеру в министерстве, в 1969 году стал одним из помощников Громыко. Это была тяжелая, но интересная работа. Утром к приезду министра помощники подбирали и клали на стол самые важные телеграммы и сообщения, поступившие за ночь. В девять министр вызывал советника, и тот докладывал о важнейших материалах, которые поступили по каналам информационных агентств. Он работал в своем кабинете на седьмом этаже до восьми-девяти вечера, потом ехал домой и продолжал работать дома до полуночи. И очередной помощник приезжал к нему, чтобы забрать просмотренные им документы.
Надо понимать, что Шевченко пришелся министру по душе, потому что в декабре 1972 года Громыко сказал ему:
— Мне посоветовали рекомендовать вас на пост заместителя генерального секретаря ООН. Как вы относитесь к этому, Шевченко? Если хотите, можете все обдумать и дать мне ответ завтра.
Бумаги с просьбой утвердить назначение были отправлены в ЦК. А уже в конце февраля 1973 года Аркадию Шевченко позвонил старший помощник министра Василий Макаров:
— Аркадий, зайди ко мне и приготовься танцевать.
В МИД пришло решение командировать Шевченко в Нью-Йорк. Одним из его предшественников на этой должности был посол в Соединенных Штатах Анатолий Федорович Добрынин. Так что следующим назначением стал бы посольский пост в крупной стране. Перед молодым, по мидовским понятиям, человеком открывалась прекрасная карьера.
Генеральным секретарем ООН и непосредственным начальником Шевченко был Курт Вальдхайм, бывший министр иностранных дел Австрии и будущий президент страны. В те годы никто не знал, что Вальдхайм — военный преступник. В нацистские времена Вальдхайм вступил в нацистский студенческий союз и в СА, штурмовые отряды. Когда началась война, стал офицером вермахта.
В 1941 году 45-я пехотная дивизия группы армий «Центр», в которой воевал Вальдхайм, брала Брестскую крепость. Лейтенант Вальдхайм был награжден Железным крестом второго класса и медалью. Он участвовал в операциях против партизан и разрозненных групп красноармейцев, пробивавшихся на восток из окружения. После начала контрнаступления Красной армии под Москвой удача покидает Вальдхайма. Его ранило осколком снаряда, и ему хотели ампутировать правую ногу, но врачи ногу спасли. Вальдхайм оказался в военном госпитале сначала в Минске, а затем в Вене.
После войны Вальдхайм напишет в своих воспоминаниях, переведенных и на русский язык, что он был комиссован и с 1942 по 1944 год изучал право в Вене. Это неправда. Медицинская комиссия признала Курта Вальдхайма годным к продолжению военной службы. В марте 1942 года лейтенанта Вальдхайма перевели в штаб 12-й немецкой армии, расквартированной в Югославии. Вальдхайм получил назначение в штаб боевой группы, сформированной в Западной Боснии. Собравшиеся там партизаны наносили чувствительные удары по армии Хорватии — союзницы Германии. Германское командование приняло решение очистить горы Козара от партизан: всех пойманных партизан расстрелять, а гражданское население направить в Германию на принудительные работы.
Сражение продолжалось несколько недель. Партизаны отчаянно сопротивлялись. Немцы уничтожили несколько десятков тысяч человек, остальных депортировали. Вальдхайм вместе с другими офицерами решал судьбу боснийцев: физически крепких отправляли на работу в рейх, слабых отдавали хорватской
