авиационной промышленностью и непосредственно подчинялись Маленкову. Эти аресты подорвали позиции Георгия Максимилиановича. Вождь 4 мая 1946 года постановлением политбюро лишил его должности секретаря ЦК. В министерстве государственной безопасности уже стали собирать показания на Маленкова, готовясь к его аресту. Следователи, занимавшиеся авиационным делом, не без удовольствия говорили: «Маленков погорел».
Сын Маленкова пишет: «Некоторое время он находится под домашним арестом, а потом Сталин решает послать его на хлебозаготовки в Сибирь». Георгий Максимилианович предупредил свою мать, которая постоянно просила его помочь тем или иным людям:
— Не смогу я тебе больше помогать, мама. Самому бы кто помог…
Но Сталин привык к своему верному помощнику, увидел, что его некем заменить, и вернул Маленкову свое расположение. Опала продолжалась недолго. Но страх остался…
Постепенно Сталин поручил Маленкову все партийные дела. Георгий Максимилианович бесспорно стал человеком номер два. Но Маленкову не хватало ни характера, ни жизненного опыта для сколько- нибудь самостоятельных и решительных действий. Чисто аппаратный работник, он чувствовал себя уверенно лишь в собственном кабинете среди таких же канцелярских крыс.
«Чтобы сохранить доверие Сталина, — писал сын Маленкова, — крайне подозрительного человека, отцу приходилось постоянно подчинять свое поведение строжайшему самоконтролю и самодисциплине, которые стали его второй натурой. Именно это предельное самообладание, сокрытие эмоций создавали впечатление об отце как о незаметном человеке, позволили ему скрыть яркие стороны своей разносторонней натуры, не вызвать у Сталина зависти…»
Понятно желание сына считать отца мудрым и ярким человеком, но, увы, Георгий Максимилианович, судя по отзывам коллег, был лишь отличным исполнителем, не более того. По мнению Шепилова, «Маленков был мягок, податлив и испытывал необходимость притулиться к какому-нибудь человеку с сильной волей. И он притулялся: к Сталину, к Ежову, к Берии, затем к Хрущеву».
Маленков не был маньяком власти, который думает о ней всякую минуту своей жизни. В отличие от настоящих властолюбцев находил время для семейной жизни. Любил читать детям вслух. По субботам и воскресеньям на даче смотрели фильмы — после войны в основном трофейные. Маленков сам любил физику и оборудовал на даче настоящий физический кабинет для детей с микроскопом, телескопом, электромоторами, магнитами. Детей учил музыке и французскому. И учение не пропало зря. Андрей Маленков стал профессором-биофизиком, Георгий Маленков-младший защитил диссертацию по физической химии, Воля Маленкова в Строгановском училище преподавала композицию.
— К моим братьям и ко мне родители были предельно внимательны, — вспоминала дочь Маленкова. — Отец с мамой внушали нам отвращение ко лжи и всякому лицемерию, к тому, что сейчас называется «элитарный снобизм». Учили судить о людях по их личным достоинствам, невзирая на общественное положение или национальность. При этом не читалось никаких нотаций: мимолетными репликами и личным примером нас подводили к осознанию наших ошибок. О религии упоминаний не было, но — бесспорно — все это укладывалось в евангельские заповеди…
Свою дочь Волю Георгий Маленков выдал замуж за Владимира Михайловича Шамберга, сына старого товарища и сослуживца, которого в годы войны сделал заведующим организационно-инструкторским отделом ЦК. Когда начались гонения на евреев, Маленков снял старшего Шамберга с должности. И позаботился о том, чтобы брак дочери с молодым Шамбергом был расторгнут. Евангельские заповеди, а также любовь и дружба — ничто, когда речь идет о карьере и расположении Сталина…
Ленинградское дело
Поручения вождя исполнялись немедленно, если Сталин давал их кому-то лично. Остальные идеи и указания повисали в воздухе. Любое поручение пытались спихнуть на кого-то другого. Полное отсутствие инициативы и самостоятельности было возведено в принцип государственного управления: ничего не решать без товарища Сталина!
— Мы, секретари ЦК, — говорил на совещании Алексей Александрович Кузнецов, — очень многих вопросов не решаем самостоятельно, в этих вопросах мы между собой советуемся и очень часто ставим выше, перед товарищем Сталиным, и по каждому вопросу получаем указания, а вы чересчур самостоятельно решаете.
Алексея Кузнецова эти слова не спасли. В 1949 году вождь устроил печально знаменитое «ленинградское дело». По этому делу арестовали, судили и расстреляли видных партийных работников, выходцев из Ленинграда. Это дело держалось в тайне. Родные и не подозревали, что их отцов и мужей уже расстреляли.
Все это были люди, замеченные Сталиным и назначенные им на высокие посты. Среди них секретарь ЦК Алексей Александрович Кузнецов, член политбюро, председатель Госплана и заместитель главы правительства Николай Алексеевич Вознесенский, член оргбюро ЦК и председатель Совета министров РСФСР Михаил Иванович Родионов.
Ленинградцев обвинили в том, что они проводили вредительско-подрывную работу, противопоставляя ленинградскую партийную организацию Центральному комитету. Говорили, что они хотели создать компартию России, чтобы поднять значение РСФСР внутри Советского Союза, и перенести российское правительство из Москвы в Ленинград.
Председатель Совмина России Михаил Родионов в сентябре
1947 года обратился к Сталину с предложением рассмотреть вопрос о создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР:
«Создание Бюро, как мне представляется, необходимо для предварительного рассмотрения вопросов РСФСР, вносимых в ЦК ВКП(б) и Советское Правительство, а также для обсуждения важнейших вопросов хозяйственного и культурного строительства РСФСР, подлежащих рассмотрению Советом Министров РСФСР».
Ничего нового глава российского правительства не предлагал. Летом 1936 года политбюро по инициативе Сталина уже создавало при ЦК Бюро по делам РСФСР «для предварительного рассмотрения хозяйственных и культурных вопросов, подлежащих обсуждению в Совнаркоме или в наркоматах РСФСР». Бюро возглавил член политбюро и секретарь ЦК Андрей Андреевич Андреев. Но структура оказалась мертворожденной. Ключевые вопросы все равно решались политбюро. Михаил Родионов хотел реанимировать сталинскую же идею. Но выбрал неудачный момент…
В Ленинград командировали сотрудников центрального аппарата с приказом покопаться в прошлом питерских руководителей.
Руководитель ленинградских чекистов генерал Дмитрий Гаврилович Родионов (однофамилец председателя Совмина РСФСР) раскопал материалы о том, что второй секретарь Ленинградского горкома Яков Федорович Капустин в 1935 году, когда он был помощником начальника цеха на Путиловском заводе, стажировался в Англии на заводах «Метрополитен-Виккер». У Капустина как будто бы сложились близкие отношения с англичанкой, которая учила его языку и предлагала остаться. Генерал Родионов доложил, что эти факты «заслуживают особого внимания как сигнал возможной обработки Капустина английской разведкой».
Выяснилось, что материалы докладывались члену политбюро и первому секретарю Ленинградского обкома Андрею Александровичу Жданову в 1939 году, но были сочтены недостойными внимания. Тогдашний начальник областного управления НКВД Петр Николаевич Кубаткин материалы оперативного учета приказал уничтожить, поскольку по инструкции не имел права собирать документы подобного рода на партийных работников такого ранга. Теперь это решение было сочтено попыткой скрыть шпионскую деятельность Капустина.
21 июля 1949 года министр госбезопасности Абакумов отправил рапорт генерала Родионова Сталину, и тот дал санкцию на арест Кубаткина и Капустина. С них началось уничтожение ленинградских кадров. В постановлении на арест Кубаткина было написано: «Работая на руководящих должностях в Ленинграде, поддерживал преступную связь с группой лиц, враждебно настроенных против партии и
