Александр Федорович Горкин был секретарем президиума Верховного Совета СССР и оформлял все нужные решения. Президиум, рассмотрев «ходатайство о помиловании Калининой Екатерины Ивановны», постановил: «Помиловать, досрочно освободить от отбывания наказания и снять поражение в правах и судимость».
Внезапное милосердие вождя объяснялось тем, что дни смертельно больного Михаила Ивановича Калинина были сочтены. И держать его жену в лагере больше не имело смысла. Но вместе они пожили недолго. 15 марта 1946 года Калинина освободили от должности, которую он занимал почти тридцать лет, но оставили членом президиума Верховного Совета СССР, чтобы он не лишался всех жизненных благ. В июне Михаил Иванович скончался…
Самого Калинина вождь ни в грош не ставил. Но отправив в лагерь его жену, Сталин преподнес всем урок: никто не застрахован от гнева вождя.
В двадцатые годы члены политбюро еще чувствовали себя уверенно и самостоятельно. Спорили со Сталиным. Иногда не принимали его предложения. Против высказывались вполне преданные ему люди, такие как Серго Орджоникидзе. Для них Сталин еще не был вождем, а был первым среди равных. Ему приходилось считаться с их мнением. Споры в большинстве своем носили не политический, а ведомственный характер. Это была борьба за интересы собственного ведомства, за влияние и ресурсы.
Арест близких людей, заместителей и помощников членов политбюро ставил их в уязвимое положение. Им приходилось оправдываться, объясняться, доказывать собственную невиновность. Члены политбюро теряли уверенность в себе и даже относительную самостоятельность.
В конце двадцатых — начале тридцатых годов политбюро заседало четыре или три раза в месяц. Начинали в одиннадцать утра, заканчивали иногда в семь вечера, но делали перерыв на обед. Приглашенные толпились в секретариате — небольшой соседней комнате. Их вызывали по очереди. До осени 1929 года заседания политбюро — по ленинской традиции — вел глава правительства Рыков.
Сталин сидел на противоположном от председательствующего конце стола. Иногда вставал и ходил по комнате, потом высказывал свое мнение. Если возникали споры между членами политбюро, вопрос снимался с обсуждения и отправлялся на дополнительную доработку. Неподготовленные вопросы не рассматривались.
После изгнания Троцкого главной проблемой для Сталина был Алексей Иванович Рыков, член политбюро и глава правительства, уважаемый и влиятельный человек. Сталин, по словам доктора исторических наук Олега Витальевича Хлевнюка, не мог не думать о том, что выходец из крестьянской семьи, русский человек Рыков многим представлялся более подходящей фигурой для руководства Россией.
В течение нескольких лет сталинские подручные вели атаку на Рыкова. Его обвиняли в правом уклоне, ОГПУ раскрывало липовые заговоры, участники которых «признавались» в тесных связях с Рыковым. Наконец Сталин почувствовал, что настал момент, когда он может избавиться от главы правительства.
Один за другим исчезали те, кто позволял себе сомневаться в величии вождя.
Секретарь ЦИК (то есть главный помощник Калинина) Авель Сафронович Енукидзе втихомолку жаловался старому приятелю Леониду Петровичу Серебрякову (бывшему секретарю ЦК):
— Чего еще Сталин хочет? — недоумевал Авель Сафронович. — Я делаю все, чего от меня потребуют, но ему все мало. Он хочет еще вдобавок, чтобы я считал его гением.
Старый большевик Авель Енукидзе участвовал в создании подпольной типографии на Кавказе, которая сыграла важную роль в подготовке первой русской революции. В ЦИК он ведал большим хозяйством — от академических театров до домов отдыха для начальства. Его ценили за приветливость и обходительность. Авель Сафронович не стремился в большую политику по причине отсутствия амбиций. Но Сталину нужны были политические бойцы, и он охладел к Енукидзе. Вскоре тот утратил и должность, и свободу, и жизнь…
Его сменил провинциальный партийный работник Александр Федорович Горкин.
В 1937 году он работал в Оренбурге первым секретарем обкома. Был неурожайный, голодный год. Горкин разрешил выдать колхозникам на трудодень по килограмму пшеницы, а делать этого до выполнения поставок зерна государству запрещалось. Его вызвали в Москву. Он поехал поездом через Куйбышев, где вышел из вагона, чтобы передать посылку брату жены. Вместо брата появились какие-то люди, которые сказали, что им поручено передать посылку по назначению.
Три дня Горкин сидел в Москве, ждал решения своей судьбы. Неожиданно его привезли к Сталину. Тот сказал:
— Хотим назначить вас секретарем президиума ЦИК. Будете помогать своему земляку Калинину. Даем вам год на изучение иностранного языка.
Ошеломленный Горкин поблагодарил за доверие и попятился к двери. Сталин его остановил. Достал какую-то телеграмму, прочитал, сделал долгую паузу и сказал:
— Вот тут нам сообщили, что вы передавали посылку врагу народа… Брат вашей жены арестован. Нехорошо.
Еще одна пауза:
— Учтите это и сделайте соответствующие выводы.
Александр Горкин ушел, потрясенный доверием вождя и объятый страхом. Сталин любил собирать вокруг себя людей с подмоченной репутацией. Эти люди помнили, что всем обязаны Сталину, что без вождя они никто.
Когда в руководстве остались только люди, смотревшие Сталину в рот, он перестал собирать политбюро. Решения оформлялись опросом членов политбюро — им либо рассылались опросные листы, на которых они расписывались «за» или «против», либо их просто опрашивали по телефону.
Весной 1933 года Сталин отправил записку популярному драматургу Александру Николаевичу Афиногенову, который попросил прочитать его новую пьесу «Ложь»:
«Зря распространяетесь о “вожде”. Это не хорошо и, пожалуй, неприлично. Не в “вожде” дело, а в коллективном руководителе — в ЦК партии».
Когда члены политбюро превратились просто в подручных, Сталин переменился. Исчезла необходимость ладить с товарищами по политбюро, убеждать их в своей правоте, привлекать на свою сторону. Они заранее были согласны с любым его предложением. Больше не надо было завоевывать ничьи сердца, достаточно было держать всех в страхе, сажая их жен или помощников. Зачем быть веселым и привлекательным? Единоличный хозяин страны мог позволить себе оставаться таким, каков он на самом деле.
«Со Сталиным, когда он был в хорошем настроении, контакт был легким и непосредственным, — вспоминал один из руководителей Югославии. — Сталин был холоден и расчетлив. Однако у Сталина была страстная натура с множеством лиц, причем каждое из них было настолько убедительно, что казалось, что он никогда не притворяется, а всегда искренне переживает каждую из своих ролей».
Лазарь Моисеевич Каганович говорил поэту Феликсу Чуеву, который старательно записывал рассказы сталинских соратников:
— Его надо брать по временам, по периодам, разный он был. Послевоенный — другой Сталин. Довоенный — другой. Между тридцать вторым и сороковым годами — другой. До тридцать второго года — совсем другой. Он менялся. Я видел не менее пяти-шести разных Сталиных…
Лазарь Каганович был человеком малограмотным, писал с ошибками — он вообще никогда не учился. Но он сразу поверил в звезду Сталина и всю свою жизнь преданно ему служил, не зная сомнений и колебаний.
Сталин доверял Лазарю Моисеевичу, потому что более преданного человека у него не было. Столь же надежный Валериан Владимирович Куйбышев, член политбюро и первый заместитель председателя правительства, злоупотреблял горячительными напитками и, как утверждают, умер в 1935 году во время тяжелого запоя.
Каганович никогда не возражал вождю, никогда не отстаивал своего мнения, а подхватывал любую сталинскую мысль. Молотов сказал о нем:
— Он среди нас был сталинистом двухсотпроцентным. Каганович — преданнейший Сталину человек, в этом его слабость и неподготовленность к самостоятельной мысли, потому что и у Сталина не все
