Я бы сказала, что люблю...

дискуссии ей придется изучать с младшими курсами.

Бекс подмигнула мне, но даже мысль о том, что на длинных супермодельных ногах Макей будет каланчой возвышаться над остальными первогодками, не могла скрасить того, что двое коротко стриженых парней (за чьи головы вполне могла быть назначена приличная награда) сейчас готовят для нее место в нашей комнате. Мама же выжидательно посмотрела на нас — примем ли мы Макей?

Я глянула на своих подруг. Если мы согласимся принять Макей МакГенри, нам придется по-дружески поддержать ее. Добрая девочка во мне говорила, что я должна хотя бы попытаться помочь ей влиться в наш коллектив. Шпионка во мне знала: мне дано задание, и если я хочу когда-нибудь достичь второго уровня, лучше улыбнуться и отрапортовать: «Есть, мэм». А как дочь я понимала, выбора-то у меня нет.

— Когда она приступает? — только спросила я.

— В понедельник.

В воскресенье я пришла к маме в кабинет на ужин из картофельных котлет и куриных наггетсов. По непреложному правилу воскресные ужины мама непременно готовила сама. Это, конечно, приятно, но для моего пищеварения весьма плачевно. (Папа всегда говорил, что самое убийственное в нашей маме — ее стряпня.) На первом этаже, прямо под нами, мои подруги наслаждались изысканнейшими блюдами, какие только мог приготовить пятизвездочный шеф-повар, но когда мама вошла в старом папином свитере, похожая на подростка, я бы не согласилась поменяться с ними местами даже за все крем-брюле в мире.

В самом начале учебы в академии меня еще терзало чувство вины за то, что я могу видеться с мамой каждый день, а мои одноклассницы месяцами не видели родителей. Со временем чувство вины прошло. В конце концов, мы-то с мамой не проводим вместе летние каникулы. Но самое главное — у нас нет папы.

— Ну, как учеба? — спросила она по обыкновению, как будто сама не знала — а может, и не знала. Или, как любой уважающий себя оперативник, хотела выслушать все точки зрения, прежде чем составить свое мнение.

Я макнула картофельную котлету в медово-горчичный соус и ответила:

— Нормально.

— Как тебе секретные операции? — продолжала расспрашивать она. В вопросе я почувствовала профессиональный интерес директора школы, который желает знать, оправдывает ли новый учитель ожидания.

— Он знает о папе.

Не знаю, откуда взялась эта мысль и зачем я ее озвучила. Я шесть дней провела, в ужасе ожидая приезда Макей МакГенри, но сказала именно это. Я изучающе смотрела на маму, жалея, что мистер Соломон на этой неделе провел занятие по основам слежки, а не по чтению языка тела.

— Ками, в мире есть люди — такие, как мистер Соломон, — которые так или иначе в курсе того, что случилось с папой. Это их работа — знать. Надеюсь, ты когда-нибудь привыкнешь к этому. И еще. То, что кажется очевидным, не всегда истинно. Уж поверь мне. Понимаешь, о чем я?

— В какой-то мере.

— И как ты справилась с этим?

Я не закричала тогда и не заплакала, поэтому маме я сказала:

— Неплохо, кажется.

— Хорошо. — Мама взъерошила мне волосы, и я в тысячный раз задалась вопросом: неужели у нее одна и та же пара рук для работы и для таких вот моментов? Мне представлялось, что она держит разные комплекты в чемоданчике и меняет их, когда нужно — сталь на шелк и наоборот. Доктор Фибз вполне мог изготовить подобное — но он этого не сделал. — Я горжусь тобой, малыш. Со временем станет легче.

Мама — самый лучший из известных мне спецагентов, пришлось ей поверить.

Проснувшись на следующее утро, я помнила, что наступил понедельник. Но забыла, что это тот самый понедельник. Поэтому меня в холодный пот бросило, когда по пути на завтрак я услышала зычный окрик Букингэм.

— Камерон Морган! — эхом прокатилось по вестибюлю. — Попрошу вас, а также мисс Бакстер и мисс Сьюттон следовать за мной. — Бекс и Лиза растерялись не меньше моего, но Букингэм пояснила: — Ваша новая соседка по комнате прибыла.

Букингэм уже довольно старенькая, да и нас трое против одной, но выбора все равно не было — пришлось идти за ней.

Я ждала, что в кабинете будут только мама и Макей — ее родителей уже наверняка отправили назад в лимузине, если они вообще приезжали (а они не приезжали). Букингэм распахнула дверь, и я увидела, что на кожаном диванчике сидят еще Джо Соломон и Джессика Воден. Мистер Соломон так откровенно скучал, что я пожалела его. Джессика же, довольная, устроилась на краешке диванчика.

Почетная гостья сидела за столом напротив моей мамы. На ней была наша форма, но она в ней выглядела, как супермодель. Когда мы вошли, она даже не оглянулась.

— Как я уже сказал а, Макей, — продолжила мама, дождавшись, пока мы втроем усядемся на наш любимый подоконник в дальнем конце кабинета. Букингэм застыла по стойке смирно возле книжного стеллажа, — надеюсь, тебе понравится у нас в академии.

— Пфф!

Да, я не владею языком наследниц, но совершенно уверена, что это следовало трактовать как: «Не первый раз это слышу, а вы говорите так только потому, что мой папаша выписал чек на кругленькую сумму». Но это навсегда останется моей догадкой.

— Макей, — прозвенел совершенно отвратительный голос. Не знаю точно, за что я так не люблю Джессику Воден, может за ее слишком прямую осанку. Почему-то не доверяю людям, которые не умеют нормально сутулиться. — Когда совет попечителей узнал о твоем приеме, моя мама…

— Спасибо, Джессика. — Как же я обожаю маму! Мама открыла толстую папку. — Макей, как я вижу, ты проучилась семестр в академии Триада?

— Ага, — отозвалась Макей. (Вот уж кто знает, как приосаниться.)

— И целый год в Веллингтоне. Еще два месяца в Ингалле. О! И всего неделю в институте Уайлдера.

— К чему вы все это? — резанула Макей, словно острым канцелярским ножом, который в задумчивости крутил в руках Джо Соломон.

— Ты повидала много разных школ, Макей…

— Я бы не сказала, что они хоть чем-то отличались друг от друга, — буркнула она.

И только она успела это сказать, как в воздухе просвистел тот самый канцелярский нож. Он пролетел в каких-то десяти сантиметрах от ее роскошной шевелюры, метя прямо в голову Букингэм. Все произошло очень быстро — никто и моргнуть не успел. Вот Макей заявляет о том, что все школы одинаковы, а в следующее мгновение Патриция Букингэм хватаете полки том «Войны и мира» и закрывает им лицо, и канцелярский нож вонзается в кожаный переплет.

Некоторое время тишину нарушала только звенящая вибрация ножа, торчащего из книги — он гудел, как камертон, настраивающийся на чистое ми. Мама чуть наклонилась и сказала:

— Думаю, ты скоро узнаешь, что у нас преподают кое-что, чего нет ни в одной другой школе.

— Что… — запинаясь, выдавила Макей. — Что… Что… Вы с ума сошли?

И вот тут мама снова рассказала историю школы — уже полную версию, начиная с Джили и останавливаясь на значимых подробностях. Например, упомянула, что именно воспитанницы Академии Галлахер, делая друг другу маникюр, обнаружили, что в мире нет двух одинаковых отпечатков пальцев, ну и еще о некоторых более прибыльных открытиях. Скотч не сам по себе появился, знаете ли.

Когда мама закончила, Бекс сказала:

— Добро пожаловать в школу шпионов. — Она сказала это со своим родным, а не географически нейтральным акцентом, который только и слышала Макей до сих пор. Мне показалось, что у нее вот-вот голова лопнет от переизбытка информации. Ситуацию еще больше испортила Джессика.