действительно поможет тебе в себе разобраться, то езжай. А если Сайен окажется твой судьбой — я буду только рад.
— Спасибо, брат! — в порыве чувств Рауль обнял его.
— Да ладно. Кстати, можешь рассчитывать на мою помощь при подготовке отъезда. Когда ты хочешь покинуть Флоренцию?
— Не позже, чем через неделю. Время дорого. Я должен добраться до Сайен до первого снега. Сам знаешь, что потом это будет практически невозможно.
— Знаю, — согласился Антуан, стараясь подавить в своем голосе печаль. Он и не думал, что они расстанутся так скоро. Внезапно у него созрела одна идея, и он сказал, — Прежде чем ты уедешь, нам надо встретиться с Сантиной и остальными.
— Зачем это?
— Я хочу дать тебе статус вампира-одиночки. Пусть все узнают, что хоть ты и мой птенец, ты принадлежишь сам себе, и ни у кого нет власти над тобой.
— Ты сделаешь это? — удивился Рауль, уже зная, что значат такие слова в вампирской среде.
— Именно. Тебе это может помочь в твоем путешествии в одиночку.
— Я знаю.
— Вот.
Конечно, Антуан сдержал слово, и объявил Сантине и еще четырем вампирам в ранге магистра, как того требовали обычаи, что отныне и навсегда Рауль свободен от чьей-либо воли, принадлежит только себе и является вампиром-одиночкой.
Данное заявление вызвало лишь некоторое удивление, так как подобное случалось не часто, но не более. Лишь Сантина сказала, отведя Антуана подальше ото всех:
— Мне кажется, ты поступил несколько опрометчиво.
— Почему?
Вампирша не ответила, лишь отвела взгляд. Но Антуан настойчиво повторил вопрос:
— Так почему?
— Рауль еще слишком молод, — нехотя проговорила Сантина. — Тебе нужно было воспользоваться своей властью, чтобы остановить его. Ведь он собирается уехать.
Антуан даже не стал удивляться тому, что она знает об этом. Уже привык, что магистр города всегда в курсе всех дел. Поэтому спросил совсем о другом:
— Каким образом я мог его остановить? Какой властью?
— Что бы ты ни говорил, но Рауль прежде всего твой птенец. А значит ты вправе запретить ему что бы то ни было, приказать что-либо сделать или наказать. И я советовала бы тебе воспользоваться этим своим правом.
— Поймите вы, не могу я удерживать его при себе силой. Я не хочу, чтобы мой родной брат меня возненавидел.
— Возможно, это не самый худший вариант, — задумчиво проговорила Сантина. — Хотя... он твой птенец, и ты можешь поступать как знаешь. Правда, очень не многие из нас так рано отпускают своих птенцов, ибо они укрепляют наше положение, наш статус.
— Я не желаю укреплять какой-то там статус таким образом, — отрезал Антуан.
— Ну что ж, это твой выбор, — обронила Сантина, удаляясь.
А он так и остался стоять. Нет, некоторые обычаи вампиров не вызывали у него восторга.
Последнюю неделю перед отъездом Рауля они с Антуаном были практически неразлучны: от самого пробуждения и до первых лучей утреннего солнца. За столь короткий срок Антуан старался рассказать брату все, что еще не успел. Хотя такого было не много. Спустя пятнадцать лет совместной жизни у них уже не осталось секретов друг от друга. Антуан сообщил брату все, что сам успел узнать о вампирах.
Но вот настал день (а точнее вечер) отъезда. Вещи были собраны, карета запряжена четверкой выносливых лошадей, а Рауль стоял на пороге в темно-вишневом камзоле, широкополой шляпе и дорожном плаще. Настало время прощаться.
— Ну, не забывай писать, — сказал Антуан.
— Конечно. Но ты сам знаешь, как оттуда доходят письма, особенно зимой.
— Знаю, и все же. Да, если тебе еще понадобятся деньги или возникнет любая иная проблема — ты только дай мне знать.
— Хорошо, — улыбнулся Рауль.
— Надеюсь, когда-нибудь ты все же соизволишь навестить меня.
— Конечно, мы еще встретимся. Ну, мне пора.
— Береги себя.
Братья обнялись, и Рауль вскочил на козлы. Взяв в руки поводья, он хлестнул лошадей, и карета загромыхала по улице. За ночь он успеет проделать не малый путь. Лишь раз Рауль оглянулся, и его губы прошептали: «Прощай».
Антуан стоял и смотрел вслед удаляющейся карете. Эта картина до боли напоминала отъезд его самого из родительского дома с точностью до наоборот. И это отнюдь не внушало оптимизма.
