это имеет место в Северном море. Тем не менее при сравнении со Средиземным морем Каттегат и Северное море кажутся одинаковыми. Если северные моря отличаются штормами и сильным волнением с резкими порывами ветра, то море около Греции накатывает хотя и относительно высокие, но неизменно ровные волны, мощь которых сдержанна в своем движении.
Тот, кто знает северные моря и знаком с их характером, кто чувствует ритмичность их волн в собственной душе, посчитает греческое море вообще не морем и постарается найти другое слово для его обозначения… Юг, Средиземное море и его побережье манят к себе посетителей — там все кажется близким и реальным.
Мы дали краткое описание севера и Северного моря, а также юга и Средиземного моря, считая, что их побережья определяют их стиль. Так вот, Северное море характеризуется большими расстояниями и постоянным движением, устремленным в далекие дали.
У людей, родившихся и живущих там, отмечается стремление к просторам и к их покорению, что составляет характерную черту данной расы. Для ускоренного преодоления северных пространств требуется строительство железных дорог. Тамошние средства передвижения отличаются повышенными скоростями, что относится и к железным дорогам. Опыт их эксплуатации используется затем в мировой практике. Ныне это переносится также на воду, воздух и даже в стратосферу, а стремление к повышению скоростей передается и другим народам.
Нордическая душа требует постоянного перемещения, которое происходило всегда, главным образом в южном направлении. Те, кто преодолевал пределы северного географического района и проникал южнее пояса Сен-Готарда, к примеру, знает, что это значит. Северные регионы часто окутаны густыми туманами, так что в окна поезда видны лишь подножия гор, затем поезд ныряет в темные туннели, и вдруг в глаза бьют солнечные лучи, освещая голубое небо. У путешественников непроизвольно вырывается крик радости. Яркие южные краски действуют на душу северян подобно божественному благословению, блаженно и в то же время фатально. Первое впечатление подобно освобождению от воздействия северного пространства, настолько здесь все красиво и совершенно. Однако более близкое ознакомление и соприкосновение с этой природой обволакивает душу и подавляет первоначальное впечатление. Правда, мы не можем сказать, что пространства там «малы», но они чужды нордической душе, не соответствуют ее сути. Чувству этому трудно даже подобрать правильное определение. Мы можем лишь сказать, что в здешней природе нет привычной нам пространственности, она неподвижна, а за великолепным внешним фасадом нет ничего существенного — она лишена загадочности и мистики. Говоря о южной природе, можно, пожалуй, охарактеризовать ее иностранным словом — она импозантна.
Куда бы ни пал взгляд человека, он везде натыкается на окружающие данную местность горы, высокие и красиво выстроенные, как бы осознающие свою привлекательность. Создается даже впечатление, будто они говорят путнику: «Посмотри на нас!» Если же горы отступают, то пространство все равно ограничено ими: взгляд, падающий вниз, затем наверх, в сторону и вокруг, возвращается к исходному пункту. Даже море не представляет собой безбрежного пространства. Кажется, что и облака здесь тоже ходят по кругу. Ими «правит» Зевс, а не Вотан, дикий охотник, появляющийся со своим грохочущим войском в далекой вышине когда и где ему заблагорассудится…
Горы на юге в основном голые. Яркое солнце раскрашивает их в самые различные цвета, устраивая игру светотеней. Светом залито все вокруг. Сколько раз я не мог удержаться от возгласа: «Это бесстыдное солнце!» Здесь нет темных лесов, таящих чудесные фантазии, по ночам не клубятся туманы, скрывающие «тысячи чудовищ», нет и замков, окутанных легендами. Все здесь ясно и понятно, ничего, кроме ясности. Но вот виден Акрополь, возвышающийся величественно над местностью, подобно бело-голубому миражу. Он рассказывает нам легенды не столь далекого прошлого, но хотя и рассказывает много, это нас мало затрагивает. Ибо и ветру, ласкающему его своими дуновениями, ясно, что он не связан ни с чем мистическим. Даже порывы этого ветра, треплющие ваши волосы, не меняют этого впечатления.
Когда мы говорим, что Средиземноморье приглашает людей оставаться навечно на его берегах, возникает вопрос: кого же оно приглашает? А касается это, как оказывается, лиц, родившихся в этой местности и привыкших к ее характеру, лиц, в душах которых осела эта природа, которые способны здесь жить. Когда северные народы переселяются на юг и там остаются (что имело место с некоторыми племенами в античные времена), их первые поколения жили обособленно, с трудом приспосабливаясь к непривычным условиям. Затем в их душах происходили изменения. Они не меняли своей расы, не становились в полном смысле средиземноморцами, но в их нордическом характере происходила определенная трансформация, в результате чего они становились южной вариацией нордических людей. В их глазах южная природа не была такой же, как в глазах местных жителей, приобретая некоторые северные черты. Природа формирует душу, но и душа воздействует на природу. Поэтому южная природа предстает перед средиземноморцами и выходцами с севера по-разному, и эти различия сохраняются у нордических народов навсегда, несмотря на некоторое стирание их со временем.
Таковой была судьба греков, римлян и других народов нордической расы, переселившихся на юг…
Люди нордического происхождения зачастую считаются холодными и бесстрастными. Однако это неправильное представление о корнях нордической души. В определенной степени это действительно характеризует их, но при этом следует учитывать внешнюю холодность и внутреннюю горячность. «Холодность» связана с огромными просторами окружающего их внешнего мира и не может быть изменена без изменения их характера и стиля. Описать нордическую душу — значит показать условия воздействия пространства на людей, поэтому и нужно начинать с этих характеристик.
Начнем, пожалуй, с примеров повседневной жизни. Если северянин садится в поезд, то постарается занять купе, в котором меньше пассажиров, и сесть так, чтобы по возможности никого не было рядом. А если он все же окажется в окружении пассажиров, то в контакт с ними вступать не будет. Вопросом «Вы не будете возражать, если я открою окно?» он исчерпает разговор на долгие часы. Возможно, ему и захочется поговорить с соседями, возможно, среди них окажутся интересные люди, но он не сможет преодолеть своей отчужденности. Нордический человек в состоянии взять почти любое препятствие, сохраняя, однако, дистанцию от других. Как правило, он не может отойти от этой привычки даже в интимном обществе.
Заходя в кафетерий, северянин ищет свободный столик. Если такого не оказывается, он, несмотря на голод, уходит оттуда и направляется в другое заведение. Сидя за столиком, он соблюдает законы этикета, разработанные добропорядочным обществом, которые защищают любого индивидуума от фамильярностей. В основу их положена та же дистанцированность. Использование зубочисток в обществе, получившее распространение в Южной и Восточной Германии, северянами не одобряется, поскольку они считают это допустимым лишь в домашних условиях.
Представители нордической расы живут небольшими группками (со своими домочадцами) на некотором удалении друг от друга. Даже в летнее время люди держатся обособленно. Мне пришлось прожить в течение некоторого времени в старом замке в Италии, который использовался в качестве гостиницы, как это ныне принято. Комнаты в этом старинном здании находились на значительных удалениях одна от другой, кроме того, там было несколько небольших башенок. В пристройке же комнаты располагались рядом. В башенках и помещениях замка размещались немцы и американцы, в новой же пристройке — итальянцы. Скандинавы никогда не чувствуют себя комфортно, когда люди располагаются слишком тесно, а звуки проникают в соседние апартаменты. Неуютно им и в помещениях, где собирается до десятка людей. В таких условиях они изнывают и начинают чахнуть — вначале духовно, а затем и физически. Причина этого заключается в потере ими не только физической, но и социальной дистанций. Вне внешнего и внутреннего обособления северянин же может жить, как рыба без воды. Не в своей тарелке чувствует он себя и в каменных джунглях, ощущая давление железобетонных стен со всех сторон, говоря другими словами — в больших городах. Если он не может получить жилище за пределами города, то начинает испытывать эмоциональную и психологическую атрофию. Возможно, северяне этого и не осознают, но вынуждены с трудом преодолевать подобное состояние, так как их нордическая душа начинает постепенно вянуть и отмирать. За грехи родителей по отношению к обычаям предков расплачиваются их дети. Никто, живущий вопреки законам своего рода, не остается безнаказанным.
Чувство пространства не позволяет нордическому человеку жить в условиях, не соответствующих его стилю. И большие города — не единственный пример тому. Это могут быть долины в высоких горах или узкие морские заливы. В Шварцвальде, например, с широкими долинами и плато, заросшими травой, поселились германцы, тогда как узкие долины остались во владении местных народностей. Разница между этими двумя типами людей была столь велика, что я, будучи еще мальчишкой, ничего не знавшим о расах, очень удивлялся, слыша, как местные жители говорили на германском диалекте. Это казалось мне странным, так как я ожидал, что они говорят на каком-то чужестранном языке.
Конечно, иногда нордические люди живут и в пространственно ограниченных регионах. Я имею в виду жителей глубоких фиордов на побережье Норвегии. Ведь там с обеих сторон возвышаются горы, выходящие грядой прямо из моря, вследствие чего солнце туда почти не проникает. Поселения там располагаются редко и разбросанно, главным образом в низинах, где фиорды расширяются и цепь гор прерывается. Люди, живущие там, чувствуют себя стесненно, стараясь выйти за пределы окружающих их барьеров. Их же дети либо становятся моряками, либо эмигрируют. Особенно трудно удержать там молодых девушек…
Есть и другие случаи, когда нордической душе тесно, не связанные непосредственно с окружающими стенами. Речь в данном случае идет о южной природе, о чем говорилось выше. У человека, привыкшего к северному климату, появляется затрудненное дыхание и неосознанная тоска по родным местам. В этом, пожалуй, и заключается основная причина того, что германские племена, устремившиеся во время миграции к югу, не стали расселяться в Средиземноморье, не ощутив блаженства от пребывания на солнце. Оттуда они продолжили движение в разные стороны, хотя первоначально сосредоточились именно там. Взять хотя бы Марко Поло, венецианца, и Колумба, генуэзца, имевших нордический тип души[11]. В те времена у представителей португальской и испанской аристократии, имевших нордические корни, появилась тяга к открытию неизведанных земель и созданию новых торговых центров для своих народов. Это были внуки и правнуки суэзов и готов — германских племен, пришедших несколько веков назад на Пиренейский полуостров. Хотя кровь их предков и смешалась с южной кровью, в них все же преобладал нордический дух.
Имеются различные вариации подобного духовного проявления, что отражается в силе воли и способности людей нордического типа к проникновению в неизведанные земные просторы. В данном случае даже смешение крови не стало препятствием в осуществлении их порывов, поскольку нордический дух привык бороться со всеми враждебными ему проявлениями, получая в результате еще большую уверенность в собственных силах и праве на свое существование. Этот зов крови проявляется у внуков и правнуков северян, вызывая у них стремление быть достойными своих предков. Как ни странно, чем больше чужой крови попадает в вены молодого поколения, тем большее место в их душах занимают пример предков и присущее им пространственное устремление. Нордическая кровь не растворяется полностью в крови южных народов, и потомки северян сохраняют тягу к морю. Даже ныне среди итальянских моряков нередки типы, которых можно встретить на берегах северных морей.
Нордический стиль с его ультимативностью и настойчивостью позволяет нам расширить концепцию нордической пространственности на Средиземноморье. В этом смысле вся Земля и даже вся Вселенная укладываются в нордической душе, стремящейся проникнуть повсюду, что становится закономерностью. Северяне настроены открывать новые земли и районы, исследовать их и культивировать, а в конечном счете — и покорять. Ограничения при этом они устанавливают себе сами. Но иногда случается и так, что они игнорируют любые ограничения.
Когда же вся земная поверхность оказалась исхоженной и изъезженной вдоль и поперек и осталось очень мало неисследованных районов, нордическая устремленность вдаль нашла другое применение, своеобразную отдушину. Теперь стоит вопрос о расширении их власти на всю земную поверхность. Открытия заменяются ныне распространением влияния. Вновь встает проблема увеличения скоростей, о чем мы говорили выше. Однако духовная их родина сохраняется, и ею был и остается север. Нордический человек несет ее в своей душе, где бы он ни находился. Если он теряет это чувство, он теряет самого себя, свои корни, превращаясь из предприимчивого человека в расчетливого хищника, из героя в монстра. Однако уже в течение довольно длительного времени северный регион не обеспечивает достаточного пространства для его дальнейшего физического развития в соответствии с его стилем и характером. Каждый участок земли уже занят и распределен в соответствии с земельным регистром. Нордическая душа, нуждающаяся в пространстве, не имеет уже выбора, и ему остается только переделать все заново, с учетом собственных потребностей и представлений. Если ныне поезда преодолевают пустыни по рельсам, самолеты быстро наводят мосты между отдаленными пунктами земного пространства, а радио мгновенно передает новости из Пекина в Лондон, это как раз отражает нордическое пространственное устремление, выходящее далеко за естественные границы северного региона и накладывающее отпечаток на весь земной шар. Все другие народы и жители Земли — средиземноморцы, азиаты и даже негры — вынуждены сотрудничать друг с другом, реорганизовывать свои регионы в нордическом духе, отдавая участки собственной территории в обмен на глобальные пространства. Но ведь территории эти — не просто пространство, а регионы, заселенные местными жителями и расами. Китайцы остаются китайцами, а крестьяне — крестьянами, такова реальность. Мир все более признает германский феномен и превосходство нордической расы над всеми остальными. Почти все люди ныне носят одежду немецкого покроя. (Я имею в виду не только саму одежду, хотя победа немецкой моды и стиля — даже в период длинных брюк, пришедших из Рима, — имеет гораздо большее значение, чем может предположить поверхностный наблюдатель. Мода на одежду определяет внешний вид человека, отражая в то же время его душу: большая разница — появиться в обществе в приличном костюме или же в кафтане.) Задача нордического духа заключается поэтому в обеспечении повсеместного проникновения по всему миру нордического стиля и принципов. Ничто не должно поколебать нашей уверенности в такой необходимой закономерности, даже если при этом нарушаются и ликвидируются основы других рас. Что бы ни предлагал представитель нордической расы, для других это должно быть чем-то вроде предмета одежды, не
