майору. — Вчера я получил письмо.
— Ну, вот об этом я и спрашивал, — сказал майор, беря конверт. — Что пишет?
— Приезжает.
— Поздравляю.
— Спасибо. — Лейтенант Деткин сиял. — Можно задать вопрос?
— Можно.
— Откуда вы узнали про эту новость?
Майор возвратил конверт, спросил в свою очередь:
— Это вас очень удивило?
— Очень, — признался лейтенант.
«Удивило, изумило… — подумал майор. — А там, на базаре, был страх. Рыжий страх. В чем дело?» Эта рыжая красавица не давала ему покоя.
— Так как же? — спросил лейтенант.
Майор улыбнулся, загадочно поглядел на него:
— У вас же все на лице написано.
— Правда? Так просто?
— Проще пареной репы.
— Вот не думал.
— А теперь вот что, — сказал майор, согнав улыбку с лица. — Я пойду позавтракаю, отдохну часок- другой, а вы займитесь нарядами без меня. Ясно?
— Есть заняться нарядами, — сказал лейтенант, поднимаясь и одергивая гимнастерку.
Так смутно и беспокойно для майора Васина и счастливо, радостно для лейтенанта Деткина начался этот большой, солнечный воскресный день.
Глава восьмая
Придя домой и позавтракав, майор улегся спать и проспал вплоть до полудня. За это время лейтенант Деткин успел проинструктировать и отправить в наряд несколько человек, в том числе и сержанта Чернышова-младшего, назначавшегося на окраину Чоповичей, как раз на то место, где уже начинались традиционные воскресные гулянья горожан.
Проснувшись, майор Васин даже не вспомнил о тех волнениях, которые обуревали его по возвращении с базара. Он тщательно, не спеша побрился, так же, никуда не торопясь, пообедал вместе с женой и сыном, что бывало у него даже по воскресеньям не часто. По этому поводу жена высказала несколько добросердечных, но ядовитых, как ей казалось, замечаний, что, мол, ей и сыну было бы очень приятно сидеть за обеденным столом вместе с главою семьи не однажды в месяц, а хотя бы каждое воскресенье, и не думает ли он, в ожидании заместителя по политчасти, принять на себя еще и обязанности начальника соседней заставы, который скоро уйдет в отставку?
«В отставку, в отставку, — думал, слушая ее, майор Васин. — Скоро и нам, мать, надо будет собираться в дорогу. Ты этого еще не предполагаешь, а я знаю. Я начал уставать. Сказать тебе об этом? Сказать тебе, что я даже задыхаться начинаю, как подумаю об отставке? Где поселимся, куда чемоданы свои привезем?»
— Ничего, — бодро сказал он, — не горюй. Будет и у нас замполит. А к осени и лейтенант набьет руку. В октябре к лейтенанту невеста приезжает, свадьбу сыграем, не слыхала? А до этого сами в отпуск съездим. В Москву. И сдадим там нашего Юрку в училище. Так я говорю? — Он вопросительно посмотрел на сына.
— Так, — сказал юноша. — Все точно.
Майор был доволен и сыном, и женою, и тем, как сам он ловко и тактично ответил жене, искусно избежав серьезного, горького, удручающего для них обоих разговора об отставке, который так и напрашивался на язык.
В канцелярии майор появился далеко уже за полдень, когда тень от груши, съежившаяся было возле самого ствола, начала постепенно вновь растягивать свою сетку по двору. Лейтенант Деткин, стоя посреди канцелярии, принимал рапорт от возвратившегося из наряда сержанта Чернышова-младшего. Майор сел за стол и стал слушать.
— Посторонних не замечено, — докладывал Чернышов-младший, — кроме одной женщины, вступившей со мной в разговор.
— О чем был разговор? — спросил лейтенант. — Подробнее, пожалуйста, сержант.
— Я был по эту сторону забора, она была по ту, сидела на плаще, возле нее лежали яблоки, помидоры, две перепелки, хлеб, нарезанный ломтями. Что еще? — стал вспоминать сержант, подняв сощуренные глаза к потолку и морща лоб. — Сумка большая хозяйственная была на земле рядом с ней.
— Что? — спросил майор.
— Я сказал — сумка, товарищ майор.
— Продолжайте.
— Она меня стала вежливо спрашивать, где граница, из чего я установил, что она нездешняя.
— Рыжая? — вдруг спросил майор.
— Так точно, — сказал сержант. — Рыжая.
— В клетчатом платье?
— Точно.
Чернышов-младший и лейтенант Деткин заинтересованно теперь глядели на майора. Вопросы его казались им такими странными, неожиданными и в то же время такими точными, словно сам майор успел побывать вместе с Чернышовым на окраине Чоповичей.
А майора Васина вновь охватило то самое тревожное чувство, которое вдруг посетило его, когда он возвращался с базара и никак не мог вспомнить, что было в глазах женщины, с которой он столкнулся в сутолоке: удивление или страх?
— Кто заговорил первый?
— Она.
— У вас не было повода для разговора?
— Я проходил мимо, когда она обратилась ко мне.
— Как она на вас смотрела?
— Нормально.
— Страха в ее глазах вы не заметили?
— Нет. Она улыбалась.
— Удивления?
Сержант неопределенно пожал плечами.
Лейтенант почтительно слушал майора. «Что бы значили эти вопросы его? — думал он. — Вообще, откуда ему известно, как она одета? Удивительно, даже цвет ее волос ему знаком. Нет, это непостижимо, и мне, наверное, никогда не стать таким».
Майор в это время думал свое. Женщина, повстречавшаяся ему на базаре и (теперь он несомненно знал) испугавшаяся его, успела уже побывать возле границы.
— Я продолжал за ней наблюдение, ничего подозрительного не обнаружил, — тем временем докладывал сержант. — Она ни с кем не общалась, поела, уложила остатки продуктов в сумку и ушла в направлении города. В дальнейшем в секторе моего наблюдения не появлялась.
— Вы упустили одну небольшую деталь, — сказал майор.
— Какую, товарищ майор?
— Зонт. В клеточку тоже, как платье. Был у нее зонт?
Чернышов, и Деткин изумленно смотрели на него.
— Зонт! — воскликнул после некоторого молчания сержант Чернышов. — Был зонт. Уходя, она несла в одной руке сумку с плащом, а в другой — зонтик. А до этого он лежал у нее на коленях.
