вернулась, наклонилась к водительскому окну и оглядела нас всех теплыми и влажными глазами:
— Вы два куплета пропустили, молодые люди! Как можно в таких песнях куплеты пропускать!
Она не уходила, ожидая ответа, и Палыч виновато сказал:
— Прости, мать, больше не повторится!
— Смотрите у меня! — улыбнулась она и отправилась подметать двор, негромко напевая нам Визбора с самого первого куплета.
Мы еще несколько минут послушали, как она поет, опустив все окна, потому что утреннее солнце принесло в город не только свет, но и неожиданную в сентябре жару.
Потом Палыч завел мотор, недовольно повел носом и сказал:
— Помыться бы надо. Провоняли тут, как бомжи последние…
Валера тут же отозвался из салона:
— Кто о чем, а вшивый о бане! Жрать охота!
Палыч презрительно хмыкнул, но промолчал, а я примирительно бросил обоим:
— Поехали жрать, заодно и помоемся. Только поближе к офису этих «Телехрониклов».
Мы медленно проехали по дворику, аккуратно огибая беззаботных прохожих, и выбрались на проспект, немедленно оглушивший нас плотным гулом моторов, клаксонов и взвинченных голосов.
Машины двигались в пробке, ни начала, ни конца которой видно не было.
Палыч смог влиться в поток лишь с третьей попытки, бесцеремонно отжав напомаженного мужика в красном спортивном кабриолете. Теперь этот красавчик в бессильной ярости газовал позади нас. Иногда он показывал нам «фак», и я с трудом сдерживался, чтобы не показать в ответ свою помпу.
Пробка двигалась рывками, причем иногда машинам удавалось разогнаться аж до сорока кэ-мэ в час, и в эти редкие моменты водители предпринимали отчаянные попытки перестроиться на наиболее выигрышные полосы движения. Видно было, что эта идиотская борьба здорово изматывает, и через полчаса Валера предложил Палычу поменяться местами.
— Давай, — согласился Палыч, протирая красные от недосыпа глаза. — У тебя к тому же ксива действующая…
Мы находились в стоящем потоке, упершимся в очередной светофор, безнадежно светивший красным вот уже минут десять, и, когда Валера открыл пассажирскую дверь, выбираясь наружу, стал слышен нервный радиокомментарий из соседней машины:
— …войска Московского военного округа. Ситуация остается напряженной, и мы попросили прокомментировать ее заместителя начальника милиции общественной безопасности Геннадия Панфилова. «Я уверен, что силы правопорядка и впредь будут успешно контролировать ситуацию городских границах. Да, на западе и особенно на юго-западе сейчас скопилось довольно много агрессивно настроенных граждан, по нашим оценкам, свыше четырехсот тысяч человек, но мы в со стоянии удержать этих людей от неоправданных или преступных действий в отношении москвичей и их имущества. Сейчас в парламенте страны разрабатывается законопроект, разрешающий применять оружие в отношении некоторых категорий граждан, в частности тех, кто практикует насилие в отношении представителей госслужащих категории „А“. Надеюсь, этот проект станет законом в течение ближайших месяцев». Вы прослушали последние новости, удачи вам!
Заиграла бодрая музыка, но потом в салон забрался Палыч и закрыл дверь.
Я попросил Валеру, усевшегося на водительском сиденье, включить радио, но вмешался Игорь — оказывается, у нас накануне отломалась антенна, а починить ее было недосуг.
— Надо купить приемник, — согласился Валера. — Вон, комендантский час в Москве уже профукали. Мало ли что еще придумают.
— Какие еще будут претензии? — вскипел вдруг Палыч, привстав с задних сидений, где уже было улегся почивать. — Может, мне еще телевизор надо было в салон установить для вашего комфорта?!
Я подумал, что телевизор нам тоже не помешал бы, но вслух говорить этого не стал. Валера тоже промолчал, зато газанул так, что нас подбросило и пронесло метров на двадцать. Микроавтобус едва не вошел в багажник какой-то навороченной иномарки — Васильев сумел затормозить буквально в сантиметрах от лакированной поверхности чего-то совершенно неземного в своей фешенебельности.
У машины впереди хлопнула дверь, и на дорогу вышел тощий волосатый очкарик, похожий на студента, в обтягивающей рубашке и таких же облегающих джинсах.
Студент придирчиво осмотрел свою машину и подошел к Валере:
— Вы что, гражданин, себе позволяете? — Он укоризненно покачал волосатой гривой. — Чуть не поцарапали меня, пассажирку мою напугали… Разве можно так себя вести!
Валера молчал, для надежности еще и отвернувшись в сторону. Из салона я видел, как шевелятся его губы, и понимал, чего ему стоит это молчание.
Студент бросил взгляд на наш «форд», задержавшись на изображении медведей на левом борту:
— Эх вы, косолапые! В следующий раз ведите себя на дорогах аккуратнее, — приказал он на прощание и, вихляя бедрами, поспешил к себе в машину.
Дальше у Валеры дело пошло на лад, и всего минут за двадцать мы проехали три квартала, отделявшие нас от офиса российского представительства «Телехроникл».
Мы ехали молча и думали, видимо, об одном — что будут делать все эти вежливые мальчики и девочки, когда остервенелая орда двуногих животных войдет в Москву…
— Приехали! — заорал в салон Васильев, припарковав машину неподалеку от огромного стеклянного куба, в котором, судя по карте, должен был находиться офис бережливых коммерсантов, затеявших вывоз своего элистинского филиала в самый разгар Великой Российской Смуты.
Игорь, кряхтя и постанывая, послушно сполз с сидений и побрел к выходу, держа в одной руке папку с документами, а другой вытирая носовым платком потную и мятую со сна физиономию.
Он вернулся через пару минут, заходясь от ярости:
— Жабы беспредметные! Крысы безнадзорные! Упыри кабинетные!
— Нет, что ли, никого? — спросил Валера.
— Ну да, рано приехали, — неожиданно спокойно ответил Палыч, пробираясь к своему спальному месту. — Пидарасы, а не люди!.. — бормотал он, ворочаясь на креслах.
В боковое окно я вдруг увидел два камуфляжных силуэта и привычно напрягся, когда они двинулись в моем направлении.
— Валера! — предупредил я, но Васильев лишь фыркнул в ответ:
— Не дергайся, я все сделаю…
Двое охранников подошли к водительскому окну, и один, тот, что постарше и поморщинистее, приложил руку к несуществующему козырьку:
— День добрый, господа! Здесь стоять не положено, проезжайте.
— Крбннмнвкнов сказал — здесь ждать. — Васильев небрежно махнул удостоверением.
— Кто сказал? — переспросил охранник.
— Ты чего, глухой? Генерал Крбннмнвкнов, Андрей Брнтсвкович, — процедил Валера, смерив собеседника снисходительным взглядом.
— А-а, тогда ладно…
Охранник тут же развернулся и направился куда-то в сторону стеклянного куба. За ним засеменил напарник, что-то возбужденно выспрашивая на ходу.
— А зачем ты его разводил? Тренировался, что ли? — спросил я, пересев поближе к водительскому месту, чтобы не мешать болтовней уснувшему Палычу.
— Ну-у, понимаешь… — протянул Валера. — Во-первых, здесь стоять безопасно — никто уже не докопается, ни менты, ни частные охранники. Во-вторых, можно будет пожрать сходить, а машина как бы под присмотром. Кстати, пошли уже, пожрем наконец. У тебя деньги есть?
Я помотал головой и подошел к Палычу. В ответ на предложение сходить подкрепиться тот ответил, как пишут в протоколах, «нецензурной бранью, оскорбляющей человеческое достоинство и общественную нравственность». Тогда я потребовал денег, и Палыч, повозившись в карманах, но так и не раскрыв глаза, протянул мне купюру в сто долларов.
Когда я уже выбирался из салона, я услышал тревожный возглас вслед:
