Вот только волков мне и не хватало…
– Ау, ручеек, ты где? – перестав различать журчание, крикнул я. Надеясь не услышать ответ. А то неудобно получится: кто-то до ветру отошел, а тут я ломлюсь… приняв звуки, сопровождающие процесс его жизнедеятельности, за звон веселых струй ручейка.
– Здесь, здесь, зде-э-эсь,- донеслось со всех сторон.
Странное какое-то эхо.
– Ты кто? Что это за баловство? – схватившись за рукоять меча, грозно выкрикнул я в пустоту.
– Дед Пихто в кожаном пальто.
«Какой-то ненормальный»,- сообразил я.
Над головой пронзительно ухнула сова, скользнув в небе черным силуэтом.
– Покажись!
– Поймай…
– Некогда мне.
– Торопыга какой…
Деревья зашелестели, словно смеясь удачной шутке моего невидимого собеседника.
– Не спеши,- продолжал он.- Тебе уже спешить некуда, да и незачем…
Будь у меня время, я попытался бы изловить зловредного старика – не по злобе, а чтобы впредь неповадно было пут кам голову морочить. Нужно вернуться к избушке и попробовать еще раз найти ручеек.
Вот тут-то мне стало и в самом деле не по себе. Я заблудился.
Стараясь сохранить остатки самообладания, окликаю странного собеседника:
– Эй, дедушка Панас… то есть Пихто… отзовись!
– Ау… ау… ау… – Сперва крик раздался справа, затем сзади, спереди, донесся из-под земли.
– А можно без шуток? – попросил я.
– Не-а… скучно…
– Может, повеселишься в другой раз? Мне спешить нужно.
А в ответ только вздохи-охи со всех сторон. Да скрип колышущихся ветвей.
– Не укажете дорогу к ручейку?
– Укажу. Иди за мной.
– А где вы? – озираясь, поинтересовался я.
– Здесь.- Голос раздался совсем рядом, в какой-то паре метров, но, сколько я ни таращился в том направлении, рассмотреть что-либо мне не удалось.- Сюда…сюда…
Делать нечего, двигаюсь на голос.
Пофыркивая, дорогу перед самым носом моего олешка пересек матерый еж, который, как известно, самый страшный зверь в лесу.
Через десять минут мне в голову закрались первые сомнения, а еще через десять я остановил «скакуна» и окликнул проводника:
– Подожди, ты куда меня ведешь?
– По кругу.
– Зачем?!
– Что хочу, то и делаю. Лес мой, и я здесь хозяин.
– Но, дедушка Па… Пихто… будь человеком! – взмолился я.
– Ты что, совсем тупой? – перебил меня он.
– Это почему?
– Леший я. Понимаешь? ЛЕ-ШИЙ! – по слогам повторил он.
– Какой леший? – опешил я.
– Хозяин леса.
С этим все понятно. Тоже мне Сусанин выискался.
– Ах хозяин?! – Закипая, я погрозил темноте кулаком и поддал оленю каблуками под ребра.- Ну погоди, дай я только догоню тебя.
От столь некорректного обращения мой скакун заржал, что тебе настоящий жеребец, и огромными скачками понесся вперед.
А где-то ма задворках сознания бьется, подогревая злость на виновника моей задержки, мысль о несчастном хуторке, жителей которого я должен предупредить,
Еще миг, и я настигну шутника. Не вижу его, но чувствую – он рядом. Шелестит впереди опавшей листвой.
Не собираясь бить, а желая просто напугать, выхватываю меч и, крутя им над головой, издаю злобный крик, который должен нагнать ужаса на преследуемого.
Внезапно деревья расступились, и оказалось, что я несусь лоб в лоб на огромный отряд конников. На тропинке еще не совсем темно, кое-какие отблески зарева прорываются сквозь прорехи в густых кронах деревьев. Даже нескольких деталей, цепко выхваченных быстрым взглядом, хватает, чтобы узнать в них тех степняков, о нападении которых я должен был предупредить хуторян. Впереди, отсвечивая красным, мелькнула хвостом лисья шапка.
– А-а-а!!! – Мой крик становится все больше похожим на вопль ужаса.
Пытаюсь развернуть оленя, но он, словно обуянный жаждой сражения, прет прямо на колонну наездников, выставив вперед рога и гневно фыркая.
Что сейчас будет?!
– Шайтан!!! – верещит тысяча с лишним глоток, и степняки дружно бросаются наутек, с ходу развернув коней и не делая даже попытки напасть или остановить меня.
Но куда там низкорослым лошадкам степи до гордого оленя, владыки снежных равнин? Говорят, когда начинают набухать первые весенние почки на деревьях, когда из вечной мерзлоты появляются ручейки талого льда, а северных оленей охватывает стремление продлить свой род, то даже страшные белые медведи забиваются в берлоги, а грозные моржи перебираются на дрейфующие айсберги – от греха подальше.
Он настигает их и принимается яростно кусать за круп ближайшего конягу.
– А-а-а!!! – У самого в ушах звенит, но замолкнуть не могу.
Кони испуганно ржут, степняки голосят, словно женский полк, в чей слаженный строй ненароком забежала мышь. Они, призывая меня оставить их в покое, обещают богатые дары – откуп.
Я-то не против их предложения, но в данный момент мое мнение ничего тут не решает. Какая демократия – вы о чем?
Поняв, что его настигли, оказавшийся последним степняк с визгом выхватывает саблю и пытается ударить меня.
Уклоняюсь и бью в ответ.
Крик обрывается, и тело разваливается надвое.
Кровь брызжет в лицо.
А моего воинственного оленя это только больше ярит, он, словно берсеркер, рвется в самую гущу врагов, тряся рогами и скаля зубы. А уж звуки, издаваемые им,- собака Баскервилей отдыхает.
Со всех сторон на меня обрушивается острая сталь. Остается лишь защищаться. Одни удары отражать, другие приходятся по их же собратьям-степнякам, до третьих стараюсь дело не доводить, принимая превентивные меры.
– Шайтан! Дэв!
Так и мчимся по узкой тропинке, словно по коридору, где вместо стен – деревья: впереди степняки, погоняя коней в надежде убежать от злобного шайтана, сзади озверевший олень, среди предков которого, судя по поведению, были как минимум саблезубые тигры.
Орда вытянулась в живую многометровую змейку, длина которой ежеминутно сокращается, по мере того как мой меч, исключительно в целях самозащиты, достает очередного противника.
Лишившись седоков, лошади очень быстро понимают, что их спасение от острых оленьих зубов в лесной чащобе, и сворачивают с тропинки. Их уже не пугают даже медведи и дикие волчьи стаи.
Моя рука налилась тяжестью, пот заливает глаза, но нет времени снять шлем и вытереть лоб. Я уже
