- Понимаю, -коротко кивнула я, - понимаю, но что мы с ним будем делать?
- Что? -бабуля потерла лоб с таким видом, словно не очень понимала, где находится. - Что с ним делать… Сейчас… Так! - бабуля засунула картон обратно, закрыла ячейку на ключ и бросилась бегом куда- то, бросив мне, - посиди тут, детка!
Я грустно посмотрела вслед бабуле, а затем пристроилась на сидения для ожидающих. Бабули довольно долго не было, я уже подумывала, а не сходить ли мне к нашей машине за остывшим чизбургером, как в камеру хранения ворвалась сияющая бабуля.
- Вот, детка, -она потрясла передо мной двумя ключами. Номер одного был 674, а другого - 675.
- Я сняла еще одну ячейку!!!
- Зачем? -подозрительно вскинула бровь я.
- Как зачем? -возмутилась бабуля, - Галочка, подумай: все знают (ну, судя по последним событиям - все), что картон хранится в камере с номером 674. Поэтому все ищут ключ с таким номером, охотятся за ним, и вообще. А мы хитро перекладываем картон в ячейку с номером 675, наглухо прячем ключ от нее и можем спокойно в случае чего отдать кому угодно ключ с номером 674. Поняла?
- Поняла, -кивнула я, - мне только одно не ясно, - с подозрением протянула я, - что нам будет, если раскроется подлог, а раскроется он довольно быстро.
- Глупости, там разберемся, -заерзала на месте бабуля, - зато интересно-то как!
- Мне почему-то совсем не интересно, ведь Пашка когда приедет, повезет меня на море, -бормотала я себе под нос, - а если меня за это время укокошат, то везти на море ему будет некого, и это будет очень печально. А Светка меня второй раз убьет, если я статью о настоящей любви не сдам. Разыщет на том свете и убьет.
- Детка, -бабуля заглянула мне прямо в душу, - детка, бабуля не даст тебя в обиду.
- Ну… -пожала плечами я, - не знаю.
- Все, -бабуля подскочила и поволокла меня к ячейкам, - сейчас мы быстренько все поменяем, - она достала картон, и некоторое время мы заворожено разглядывали изящную вязь Leonardo da Vinci. Затем запихнули картон в соседнюю ячейку, закрыли обе дверцы и с легким сердцем отправились к машине. Подойдя к «Волге», мы залезли в нее, бессильно распластались по сидениям и принялись за дары Рональда Макдональда.
- Да, Галочка, -мечтательно прикрывала глаза бабуля, ковыряя ложечкой раскисшее мороженное, - мы с тобой только что видели произведение великого мастера. Или, - немного сникла она, - великолепную подделку.
- Что-то мне подсказывает, -медленно проговорила я, - за подделкой не будет охотиться столько народа.
- Э, нет… -лукаво улыбнулась бабуля, - посмотри, мы только-только вошли в эту игру, а как уже всех заморочили - взяли, поменяли место расположения картона, но оставили себе ключ от пустой ячейки. Представь себе, как там может быть все запутано, если тут участвуют по крайней мере трое, кроме нас.
- Трое -это кто? - поинтересовалась я.
- Трое -это: мужик, который выронил ключи, судя по всему, его зовут Прохор. Далее, друг, напавший на тебя в подъезде. И твоя любимая Раиса Захаровна.
- Никакая она не моя любимая, -я с отвращением вспомнила своего кота, принюхивающегося к тазику, - и потом, они могут действовать сообща.
- Могут, -кивнула бабуля, - пока все, что мы с тобой здесь говорим - лишь пустые построения ума. А надо действовать. Пока что мы топчемся на месте.
- Бабуль, -напомнила ей я, - мы полдня мотаемся по городу, отравили какую-то тетку, нашли картон работы Леонардо да Винчи, и это все ты называешь 'топчемся на месте'. Это даже обидно. По-моему, мы совершили кучу полезных дел.
- Детка, насчет картона нам пока ничего не известно, надо еще выяснить его подлинность, а тетку ты отравила вполне самостоятельно, без моей помощи.
- Допустим, -нудила я, - но от работы кони дохнут. К тому же, как ты собираешься определить его подлинность?
- Как, как, -пробурчала бабуля, доедая картошку, - позвоню Евгению Карловичу, и дело с концом.
Я улыбнулась. Евгений Карлович - старинный бабулин друг и соратник. Долгое время он считал себя дрянным художником и, по сути, им и являлся. Этот громадный мужик с широченными плечами и пылающим сердцем прославился тем, что сделал карьеру, принеся свой дар в жертву идеологии. Увековечивал он, ни много, ни мало - комсомольские стройки и ударников коммунистического труда.
Когда- то, в пору беззаботной молодости, ему довелось поучаствовать в очередной глобально- эпохальной выставке, проводившейся под эгидой ЦК ВЛКСМ. Одна из его работ каким-то чудом стала событием той выставки, к тому же приглянулась кому-то из комсомольских вождей и даже была закуплена для Дома приемов в Переделкино. В искусстве тот деятель понимал как свинья в апельсинах, но под шумок, раз пошла такая пьянка, Евгению Карловичу удалось пробить для себя мастерскую на Маяковке.
Что с тех пор началось! Богемная жизнь обрушилась на честного певца комсомольских свершений всей своей тяжестью. Как истинный выходец из народа, Евгений Карлович тянулся к свету и радости, но проклятая богема засасывала его в декадентскую трясину. Мигом бедный художник обрел кучу друзей, и все они считали своим долгом оттопыриваться в его мастерской, а кое-кто в ней и поселился.
По натуре человек чистоплотный, Евгений Карлович первое время пытался наводить порядок после дружеских посиделок, и даже пару месяцев прилежно сдавал бутылки. Но вскоре он осознал полную бесполезность этого занятия и свое бессилие перед судьбой, что бросило его в пучину депрессии и запоя. Он привык писать воодушевленные трудовым энтузиазмом румяные лица комсомольских богинь, а среда требовала от него роковых и загадочных женщин с поволокой в глазах, перечеркнутых красными звездами Соломона. Социалистическая Родина ждала от него величественных полотен с башенными кранами на фоне нетронутой, девственной природы, а проклятая богема алкала коней, плавно перетекающих в лимоны. Большое сердце Евгения Карловича разрывалось от идеологических противоречий и портвейна, и неизвестно, что с ним стало бы, если бы фортуна не решила все по-своему. С бабулиной подачи он познакомился с ее институтской подругой, которая стремительно женила его на себе и отшила всю богему. Уже через год после своей удачной женитьбы Евгений Карлович превратился в совершенно счастливого художника-любителя, красящего непритязательные пейзажики с березками и тихими речками, искусствоведа по профессии.
Именно во ту пору Евгений Карлович на пару с бабулей и замутили свою недолгую, но яркую, как метеор, аферу с подпольной торговлей антиквариатом. Было это в такие времена, когда подобные вещи здравомыслящий человек даже во сне увидеть побоялся бы, однако, опять-таки выручило феноменальное бабулино везение. Совершенно сухими вышли они из воды, вдохновленные сумасшедшей прибылью и спаянные общим делом настолько крепко, что дружба их длится по сей день.
Сейчас Евгений Карлович почтенный вдовец, владелец сети антикварных магазинов, управление которыми взял на себя пару лет назад его старший внук (кстати, в свое время нас с тем внуком чуть не поженили, но это уже отдельная история). Дело приносит Евгению Карловичу солидный доход, тем не менее он продолжает писать свои невозможные картины, которые они с бабулей, собираясь вместе, на два голоса самозабвенно ругают. Картины Евгения Карловича, если честно, оставляют желать лучшего, но старикан он замечательный. Я знаю его с детства и очень люблю. К тому же, Евгений Карлович, при его профессионализме, и правда, разом определит подлинность картона. Это к гадалке не ходи.
Если нас всех, конечно, не порешат раньше.
Броня крепка и танки наши быстры
Светило мягкое закатное солнце. Мы сидели в огромной бабулиной гостиной, глушили коньяк и забавляли Евгения Карловича подготовительными разговорами.
- Милая Галина, -добродушно рокотал Евгений Карлович, обкусывая дольку лимона, - никогда я не считал, что ваша журналистика - это перспективное занятие. И каждый раз, что удивительно, этой самой журналистике было решительно наплевать на мое мнение, - он медленно разводил руками в притворном расстройстве. Бабуля от души хохотала.
- Милый ты мой, -приобнимала она Евгения Карловича за талию, - Евгюша, мы с тобой - два старых
