— Джен… — раздался плаксивый голос ее матери. — Я всю ночь пытаюсь дозвониться до тебя.
— Я только что вошла, мама. Подумала, что слишком поздно звонить тебе.
— Ну разве я могу уснуть? Я так расстроена. В кливлендских газетах о тебе много писали. Говорят, что ты не получила от своего принца ни цента.
— Да, это верно.
— Джен, ты с ума сошла! Ты же знаешь, в будущем году Джон уходит на пенсию. А на одну его пенсий мы не проживем. И сейчас-то еле сводим концы с концами.
— Мама, я на прошлой неделе посылала в'ам пятьдесят долларов. И пришлю еще пятьдесят на этой неделе, как только получу деньги.
— Понимаю, но бабушка заболела, пришлось срочно вевтн ее к врачу, а еще у нас сильно протекает мазутная печь и…
— Я посмотрю, смогу ли выслать больше, мама, — Она опять подумала о Робби. — Но за участие в шоу я получаю всего сто двадцать пять долларов минус страховка и подоходный налог.
— Джен, я не стала бы перебиваться с хлеба на воду и ограничивать себя решительно во всем, посылая тебя учиться в Швейцарию, если бы знала, что ты станешь заурядной хористкой с таким вот заработком.
— Ты никогда и не перебивалась, мама: ведь эти деньги мне оставил отец. А в Швейцарию ты отправила меня лишь для того, чтобы разлучить с Гарри.
— Потому что я была убеждена, что ты не должна быть бедной малышкой Джаннет Джонсон, женой механика из гаража.
— Гарри был не простым механиком. Он учился на инженера, и я по-настоящему любила его.
— Так вот, он до сих пор механик с вечной грязью под ногтями и тремя вечно чумазыми детишками. Гарриет Айронс была у нас когда-то одной из самых красивых девушек — она же твоя ровесница, — а сейчас, после того как вышла за него, выглядит на все сорок.
— Мама, ну как девушка в двадцать пять лет может выглядеть на сорок?
— Когда у девушки нет за душой ни гроша и она выходит замуж по любви, она очень скоро старится. Любовь быстро проходит. Мужчинам нужно только одно. Вспомни-ка своего отца!
— Мама, это же междугородный разговор, — устало сказала Дженифер. — Ты ведь звонишь мне не для того, чтобы жаловаться на папу. И потом, у тебя такойхороший муж. Я не помню папу, но он наверняка не был таким же милым, как Джон.
— Он был подлецом, твой отец, богатым и красивым подлецом. Но я любила его. У нас в семье никогда не было денег, но зато было имя. Не забывай, бабушка носит фамилию Тремонтов из Вирджинии. И я по- настоящему считаю, что для сценического псевдонима тебе нужно было веять фамилию Тремонт, вместо этого смешного Норт.
— Но разве мы не договорились, что я возьму чужую фамилию, чтобы никто не смог выяснить, кто я на самом деле. Раз уж я должна выдавать себя за девятнадцатилетнюю, то мне приходится быть Дженифер Норт. Если бы я взяла фамилию Тремонт, кто-нибудь в Вирджинии непременно установил бы, кто я такая. А если — Джонсон, то в Кливленде меня бы всякий вспомнил.
— С твоей известностью они тебя и так все помнят. После того как ты сбежала, весь город только о тебе и говорил. Одна газета прошлась насчет того, что ты выдаешь себя за девятнадцатилетнюю, но все были под таким впечатлением от твоего принца, что это не имело значения. И я тоже считала, что это не имеет значения, потому что ты сумела удачно и без осложнений выйти замуж. И вот теперь ты разводишься и все бросаешь, не получая при этом ни гроша.
— Мама, а почему ты думаешь, я ушла от него? Перед самым отъездом в Италию я выяснила, что у него нет денег.
— Что ты имеешь в виду? Я же видела фотографии в газетах! Бриллиантовое ожерелье, норковое манто…
— Ожерелье — фамильное, принадлежит их семье. Норку он мне, правда, подарил, но, по-моему, получил ее бесплатно за ту рекламу, которую мы сделали торговцу мехами. Он занимал целый этаж в «Уелдорфе», но счет оплачивала какая-то винодельческая фирма. Для них он был вроде посланца доброй воли. Титул-то у него законный, королевский, но за душой — ни гроша. Они все потеряли, когда к власти пришел Муссолини. У них есть какой-то ужасный огромный замок под Неаполем. Я стала бы жить там, терлась бы с разными иностранцами, носила бы фамильные драгоценности… и жила бы в нищете, только благопристойной с виду. Мне еще повезло, что я вовремя все выяснила. Он врал мне, будто богат, потому что думал, будто жена-американка будет представлять там какую-то ценность. После того как мы поженились, я узнала кое-что похуже. Он начал рассказывать мне о каком-то богатом итальянском виноторговце, к которому я должна была найти подход… ну, в общем, позволить все, если бы тот захотел меня. Мама, это же настоящий подонок, только из высших слоев. Мне еще повезло, что я сумела оставить себе норковое манто.
— Tак, а что собой представляет Тони Полар? — спросила мать.
— Классный мужик.
— Джен!
— Мама, но он и впрямь классный… и он мне нравится. К тому же у него много денег. И потом, мой адвокат считает, что я могу заключить контракт на киносъемки.
— О кино забудь!
— Почему? Я бы справилась.
— Слишком поздно. Ведь тебе не девятнадцать лет. Слушай, тебе повезло: у тебя изумительной красоты лицо и тело, которое сводит мужчин с ума… хотя твой тип фигуры сохраняется недолго. Что ты рассказала Тони Полару о своей семье?
— Историю, которую не проверишь, но основанную на некоторых реальных фактах. Якобы мой отец был богат и погиб в Англии во время бомбардировки, что он все оставил своей второй жене…
— Это правда, что еще?
— Что мне он оставил небольшую сумму, достаточную, чтобы я поступила в лингвистическую школу в Швейцарии, правда, я ему не сказала, что прожила в Европе целых пять лет — ведь мне девятнадцать.
— А что ты сказала ему обо мне?
— Сказала, что ты умерла.
— Что-о-о?
— Мама, а что я должна была говорить? Что у меня есть мать с отчимом и бабушка, которые живут в Кливленде и ждут не дождутся, чтобы переехать жить к нам?
— Но если ты выйдешь за него, как же ты объяснишь ему про меня?
— Скажу, что ты моя тетя, любимая сестра моей мамы, которой я помогаю материально.
— Хорошо. Ты следишь за своим весом?
— Я очень худая, мама.
— Знаю, но только не полней и не сгоняй все потом. Это самое что ии на есть вредное для твоей груди. Высокая грудь, как у тебя, очень быстро обвисает, и тогда на нее становится неприятно смотреть. Пока она у тебя есть, пусть приносит доход. Все мужчины — животные, от высокой груди они впадают в транс. Может, я не потеряла бы твоего отца, ие будь я плоскогрудой. Тогда у меня была бы приличная, обеспеченная жизнь… — она разрыдалась в трубку. — Ах, Джек, я больше так не могу. Хочу бросить все и быть с тобой, моя детка.
— Но, мама, ты же ие можешь бросить Джона и бабушку.
— Почему не могу? Пусть Джон остается с бабушкой. И он, и эта его дрянная работенка. На что он еще годен? Не смог даже заработать денег, чтобы купить дом.
— Мама! — Дженифер стиснула зубы и призвала на помощь все свое терпение. — Мама, ради бога! Дай мне сначала выйти за Тони, а уж потом я позабочусь о тебе.
— Он заводил речь о женитьбе?
— Еще нет…
— Чего же ты ждешь? Джен, через пять лет тебе стукнет тридцать. Мне было двадцать девять, когда я надоела твоему отцу. Джен, у тебя совсем немного времени.
— Все не так просто, мама. У него есть сестра, она опекает его, проверяет каждый его чек. Их мать