Глава XIII
Телефон Алекса был вне зоны доступности. С небольшим перерывом позвонил еще пару раз и оставил ему сообщение. Электричка подходила к Лосинке, когда раздался ответный звонок.
— Что случилось? — услышал я голос Алекса.
— У меня угнали машину. Я запарковал ее недалеко от дома, буквально на полчаса.
— Да уж, дела, — услышал я после недолгой паузы. — Если учесть, что это не «мерседес», то вывод один: она кому-то для чего-то очень понадобилась. И дай Бог, чтобы это был просто банальный угон.
— Что мне делать?
— Пока ничего. В течение четверти часа ГАИ будет оповещено, и угонщики, если таковые имеются, будут задержаны.
— А если не имеются? — спросил я.
— Тогда все значительно хуже. Машину могут найти где-нибудь на пустыре с мертвецом в багажнике, и ты попадешь под подозрение. Как минимум на год-два будешь невыездным, до закрытия дела или сдачи его в архив.
— Так что же все-таки мне делать?
— Я же сказал — пока ничего. Кстати, где ты сейчас находишься?
— Подъезжаю к Лосю.
— Замечательно. Через час будь у госпиталя на Стартовой. Я подъеду туда захватить свои медицинские бумаги. Жди на проходной. До встречи!
Выйдя из электрички на платформу, я решил пройтись между торговых рядов местного «привоза» — нужно было как-то заполнить время до встречи с Алексом. В глаза бросилось, что почти все продавцы, за исключением бабулек, торгующих семечками, и деда с тапочками, были азербайджанцами. В ларьках с пивом и грузовиках с овощами та же картина. Интересно, подумал я, кто же у них остался на родине, если они все разъехались по городам и весям огромных российских просторов? Может быть, армянская диаспора вновь прижилась в Азербайджане у неостывших очагов со смуглыми хозяйками, пока их мужья обхаживают залетных молдавских и украинских дорожных проституток в России? Не зря ведь азербайджанца и армянина нелегко отличить с первого взгляда, в отличие от грузин.
Купив мороженое, я отправился по переходу над железнодорожными путями на другую сторону станции Лось. Выйдя на площадь, решил до госпиталя пройтись пешком, благо идти было недалеко, всего три автобусные остановки. Мне вдруг стало удивительно приятно и хорошо. Я не спеша шагал по тротуару вдоль дороги и ел мороженое. Редкие автомобили пролетали мимо по пустынному шоссе. Какое-то странное забытое чувство как бы обволакивало меня: когда-то в далеком детстве я вот так же, сбежав из детдома- интерната, шел куда глаза глядят и ел мороженое, купив несколько порций на кем-то оброненный металлический рубль с изображением солдата с мечом и маленькой девочкой на руках…
И вот более четверти века спустя я так же иду по пыльному тротуару мимо каких-то строек, ем мороженое и не знаю, кто я. Может, тот солдат с мечом, а девочка на руках — выросшая и повзрослевшая Ангелина. А от кого я ее защищаю? От таких же граждан некогда общей страны — многонациональной семьи братских народов. И как это произошло, что за какие-то десять лет мы стали как лютые враги в гигантском загоне огороженного колючей проволокой бывшего ГУЛАГа? Кто же смог нас за такой короткий срок опустить по самые ноздри в мутную зловонную жижу сегодняшнего бытия? И как мы теперь очистимся? Кто нам в этом поможет? Я вспомнил, что недавно, может около месяца назад, я также решил пройтись без цели по улице, пока моя машина находилась в автомастерской и дожидалась очереди на замену масла. Проходя мимо церкви, я решил зайти в нее. Был престольный праздник, люди стояли к причастию. Внезапное желание исповедоваться подтолкнуло меня к немолодому священнику. После исповеди, отпущения грехов и напутствий священник сказал мне, что, поскольку желание мое было спонтанным и загодя я к причастию не готовился, пил чай утром и курил, то он советует прийти на причастие в следующий раз. Поблагодарив его, я поставил свечи и направился к выходу сквозь плотное кольцо верующих, извиняясь и прося разрешения пройти.
В это время молодой, комсомольского вида попик ни с того ни с сего начал взывать с алтаря, бросая на меня недвусмысленный возмущенный взгляд и обращая тем самым на меня внимание стоящих к причастию мирян. «Взрослые люди должны исповедоваться загодя, не вламываться к исповеди во время причастия и говеть перед этим, иначе и принятие причастия является грехом!» — благовествовал он. Я чувствовал, как сжались прихожане и, виновато поглядывая на меня, залетного, опускали глаза. А попик все продолжал громким звонким голосом что-то вещать мне в спину. Уже у свечной лавки, не выдержав, я сказал как бы всем стоящим близ людям: «Да ушел я, ушел. И не причащался вовсе, а только исповедовался». И согрешил тут же, назвав его комсомольским агитатором и решив, что новая метла не всегда чисто метет… Но, выйдя из храма, я с сожалением ощутил: непривычное возвышенное чувство, которое повлекло меня к исповеди, напрочь пропало. А его место заполнили горечь и раздражение…
А вот сейчас вновь появилось то самое возвышенное чувство. Я не спешил, глядел по сторонам и доедал свое мороженое, такое же безумно вкусное, как когда-то в детстве. И мне казалось, что я, как и тогда, сбежав из интерната, иду к доброй бабушке. Останусь у нее, скажусь больным, и мы будем вместе домовничать… На этой мысли я остановился, вдруг подумав: «Это что же за сиротская доля у меня такая!» И закурил.
…К госпиталю мы добрались почти одновременно. Вначале я, а через пару минут подъехал на лимузине и с охраной Алекс. Поздоровавшись, он ушел на территорию госпиталя, оставив меня и охранников на проходной. Вернулся довольно скоро с тонкой полиэтиленовой папкой медицинских документов.
— Ну что, Слава, давай садись в машину и поедем для начала где-нибудь перекусим, — предложил он.
Я покорно уселся вместе с ним на заднем сиденье лимузина.
— Ты знаешь, где можно поесть хорошего шашлыка?
— Мест много, но хвалят «Кавказскую пленницу» на проспекте Мира у кольцевой станции метро.
— Ну вот и хорошо, едем туда, — сказал он водителю.
По МКАДу, а затем по Ярославскому шоссе мы довольно быстро домчались до популярного ресторана, интерьер которого был оформлен в виде старой кавказской сакли. Разместившись в небольшом зале за просторным грубым, но по-домашнему удобным деревянным столом, мы все, за исключением водителей, наполнив бокалы, выпили холодное красное «Каберне» и закусили его лавашем. Вслед за этим нам подали огромное блюдо горячего, чуть дымящегося ароматного шашлыка. Аппетит не замедлил прийти. Видимо, сказалось напряжение последних дней.
Мне нравилось то, что Алекс со всеми на равных, без всякого снобизма и апломба разговаривал и шутил. Было заметно, что его люди относятся к нему с симпатией и уважением. Разговор велся о еде, видах шашлыка и бастурмы, достоинствах вин и коньяка. Плотно отобедав и выпив кофе, охрана и водители вышли покурить. Мы остались вдвоем с Алексом.
— На это время, Слава, — начал он, — о твоей машине ничего неизвестно. Без колес оставаться ты не можешь, и если сегодня так ничего не прояснится, то завтра утром сядешь на «тойоту». Это машина Ангелины, но она на ней практически не ездила. Небольшой дамский джип, но довольно шустрый и послушный в управлении. Я прислал его дочери в ее 21 год на совершеннолетие по-американски. Отмечали мы его прошлой осенью, а права она получила только этим летом. Ну и водительского опыта, естественно, не имеет, так что выручай. Заодно и подучишь ее, поднимешь, так сказать, ее лэвел, то есть уровень водителя. Думаю, что инструктор из тебя выйдет неплохой. Лина сейчас на Нижней Масловке, в квартире дальних родственников. О ней пока ни одна сволочь не знает. Бегать по отелям себе дороже, а здесь участковый соседом на этаже, хотя и это не панацея, но все-таки… Лина сейчас там наводит порядок и обустраивается, так что вот тебе адрес, поезжай. Машина завтра будет у подъезда. А у меня еще очень серьезные дела на сегодня намечены. Кстати, у Лины есть все номера телефонов и при необходимости секьюрити у вас будут. Достаточно самонадеянной глупости, после которой льется кровь. С этими ублюдками надо быть начеку постоянно. Они не угомонились — это факт, и еще покажут свои шакальи рожи. Ну а теперь поезжай с Богом и поцелуй Лину от меня тоже.
