Чуть позже я понаблюдала за тем, как Жози ковыляет по комнате. Нет, мне не почудилось. Она растолстела! Я спросила свекровь, не дает ли она Жозефине слишком много сладостей.
Она обиделась. Какие еще сладости? Да она сроду не признавала всех этих перекусончиков между регулярными приемами пищи! Больше того, она как-то попробовала одну конфету (просто чтобы посмотреть, что там внутри) – это нельзя давать собакам! Тот, кто назвал это конфетами, был отъявленным собаконенавистником! Он использовал в качестве начинки спрессованные опилки!
Я возразила, что собакам нравится. Жози считает их нормальными конфетами. Свекровь покачала головой.
– Она просто не хочет тебя огорчать. У нее доброе сердце.
Я воззрилась на Жози. Возможно, это одно мое воображение, но животик рос буквально на глазах. Я положила ее на весы. У нее оказалось два фунта лишнего веса.
Конечно, я сразу же позвонила в ветлечебницу и записалась на прием. Свекровь заявила, что имеет дело с двумя психами. Она жила себе тихо в Бруклине, никого не трогала, и вдруг ее хватают и тащат в центр Нью-Йорка только потому, что она похудела. А теперь я собираюсь тащить Жози к врачу лишь по той причине, что она поправилась. Где логика? Бедняжке станут колоть лапку, брать кровь – много, много крови – и заставят глотать мел. Если нам доставляет удовольствие швырять деньги на ветер, это наше дело, но при чем тут невинная крошка, которую ни за что ни про что поволокут к врачу?
Сей монолог венчала многозначительная фраза:
– Таков шоу-бизнес!
Все-таки на следующее утро мы наведались в клинику доктора Уайта и угодили на прием к доктору Грину. При виде Жози он ахнул от изумления. Что мы делаем с собакой? Надуваем, как воздушный шарик? Когда я заверила его, что Жози не беременна, он прописал срочный рентген, который должен был показать, в чем дело.
И показал! У Жозефины не было ничего серьезного: всего-навсего жировые отложения! Доктор Грин послал за доктором Блэком. Тот сказал, что необходимо обследование. Может быть, даже подержать Жозефину в стационаре, чтобы ее посмотрел сам доктор Уайт. Вдруг это связано с деятельностью желез?
Я не дала поместить Жози в стационар. Ее и так начинало трясти за квартал от клиники, и дрожь не проходила до тех пор, пока мы снова не оказывались на улице. Зачем подвергать ее ненужным страданиям?
Тогда от меня потребовали подробнейший отчет о режиме ее питания. Я сказала, что она по- настоящему ест только раз в сутки: в два часа ночи. Обычно это остатки бифштекса после ужина Ирвинга. В полдень она вместе со мной пьет кофе и съедает немного печенья. Ну и, может быть, перехватывает несколько конфет в день. Вот и все.
Жозефине немедленно прописали строжайшую диету. Забыть о сладостях! Забыть о печенье! Кормить раз в сутки – и не бифштексом от Дэнни, а собачьими консервами – полбанки за один раз. Вот так! Если через месяц не будет изменений к лучшему, придется провести фронтальное обследование. Возможно, у нее заболевание щитовидной железы.
Я ринулась домой и повыбрасывала все лакомства. Жози смотрела на меня так, словно я выжила из ума. По утрам я стала пить свой кофе за закрытой дверью, чтобы не дразнить Жози. Через две недели я снова взвесила ее. Она набрала полтора фунта!
Я была на грани истерики. Мне очень не хотелось подвергать ее всем ужасам полного обследования. Может, ей нужно больше двигаться? Да! Вся ее тучность – оттого что она целыми днями валяется на диване. Так чья угодно щитовидная железа выйдет из строя. Конечно, я не стала делиться этими мыслями со свекровью. Она свалит всю вину на врачей.
Ложась спать, я поставила будильник на девять часов утра. Отныне мы с Жози будем не менее часа гулять в парке. Вдруг это поможет спасти ее?
Когда заверещал будильник, я чуть не проявила малодушие, но потом сказала себе: надо! Свекровь обычно поднималась чуть свет; я слышала, как она возится на кухне. Я тихонечко вылезла из-под одеяла, чтобы не потревожить Ирвинга. Жози нигде не было видно: наверное, она еще спала под кроватью. Ну, пусть еще немного поспит, а я пока выпью кофе. Я направилась в кухню. То-то свекровь удивится, что я в такую рань на ногах!
По мере приближения к кухне до меня все явственнее доносились звуки оживленной беседы. Говорила в основном свекровь, а Жози время от времени отвечала ей радостным повизгиванием.
– Доедай овсянку, Жози, и я дам тебе яйца всмятку. Нет-нет, ты не получишь их, пока не скушаешь овсянку. Дай-ка я плесну тебе еще немного сливок. Ну, разве не объедение?
Я пошатнулась и, чтобы не упасть, прислонилась к двери. Потом слабым голосом поздоровалась:
– Доброе утро, девочки! Свекровь очень обрадовалась.
– Как это ты так рано встала? Садись, здесь осталось немного овсянки.
Она поставила передо мной тарелку.
– Мама, – я прилагала бешеные усилия, чтобы не выдать своих истинных чувств, – вы, кажется, говорили, что не кормите Жози?
Она с искренним недоумением уставилась на меня.
– А что, я должна была морить ее голодом? Да, я сказала, что не даю ей перехватывать между основными приемами пищи. Это ты вечно лезешь со своим кофе и конфетами из опилок.
Ситуация понемногу прояснялась.
– А вы что делаете?
– Кормлю ее в строго установленные часы. Забочусь о том, чтобы у нее были полноценные завтрак, обед и ужин. Большего я не могу для нее сделать, пока я здесь.
– Что вы даете ей на завтрак?
