репетиции в студии Мейерхольда, отметил, что студийцы не сумели еще полностью порвать с традициями реализма. «Движения, жесты, речь артистов должны быть стилизованы, должны стремиться не к подражанию тому, как бывает „на самом деле“, а к той степени выразительности, какой в жизни не бывает.»
Жители Офицерской улицы давно приметили этого человека. Мейерхольд был высокого роста и очень стройный. Зачесанные назад волнистые волосы, открытый и широкий лоб, большие зеленовато-коричневые глаза, могучий орлиный нос невольно обращали внимание прохожих (дам – в особенности).
На репетициях он не мог сидеть спокойно на месте, все время находился в движении, размахивая при этом тонкими «нервными» руками. Такой же была у него манера речи – быстрая, без акцентов, подчас прерывистая. Его улыбка не казалась доброй и имела какой-то интригующий и немного презрительный характер. Он часто раздражался и приходил в ярость, если артисты не выполняли режиссерских установок или критиковали его позицию в искусстве. А таких насчитывалось немало. Артисты – живые люди со сложной душевной организацией, они энергично протестовали против отведенной для них однозначной роли марионеток, не желая вмещаться в предложенные Мейерхольдом железные рамки условного поведения на сцене. Актеры и зрители дружно восставали против новатора-режиссера, заставлявшего их отречься от реализма пьес и спектаклей. Не щадила самолюбивого Мейерхольда и театральная критика. Даже его друзья полагали, что ему следовало жить в другую эпоху, когда из ничего создавался сказочный театр, как, например, в Венеции во времена Карло Гоцци.
После революционных событий 1917 года группа творческих работников Мариинского театра во главе с В.Э. Мейерхольдом, тогдашним режиссером оперы, настаивала на немедленном «примирении» артистов с советской властью.
Всеволод Эмильевич на общем собрании актеров требовал «отречься от старой России во имя искусства всего земного шара». Лидирующая в театре группа, возглавляемая Мейерхольдом, добилась того, что труппа Мариинского театра пригласила большевистского наркома А.В. Луначарского выступить на общем собрании и разъяснить им, «чего хочет советская власть от театров и что она может дать им». Артисты Александринского театра, осуждая политическую активность Мейерхольда и его призыв к интернационализму, приняли решение: «Кто не русский актер, тот пускай идет вон из русского театра!»
Близкие знакомые и коллеги В.Э. Мейерхольда озадаченно отмечали, что режиссер «пережил, несомненно, общественный сдвиг, сильно качнувшись влево». Его необычное поведение вызывало не только недоумение, но и возмущение большинства товарищей по работе. На митингах и всевозможных диспутах Всеволод Эмильевич вдруг стал выступать с горячими речами и совершенно новыми для него идеями о том, что «искусство по духу родственно революции» и что «когда в театр придет пролетариат, театр воспрянет к новой жизни». Одновременно Мейерхольд проявлял недюжинную общественную активность, энергично пытаясь связать свою дальнейшую судьбу с революционным пролетариатом. Бывшие друзья и коллеги знаменитого режиссера открыто осуждали его и освистывали на диспутах. Всеволода Эмильевича даже наградили эпитетом «политический забегала», когда он неожиданно для всех вступил в коммунистическую партию и принял административный пост заместителя петроградского отделения Театрального отдела Наркомпроса.
Тем не менее событиями в театральной жизни явились поставленные В. Мейерхольдом на советской сцене произведения русской классики: «Маскарад» М.Ю. Лермонтова, «Горе от ума» А.С. Грибоедова и особенно «Ревизор» Н.В. Гоголя. О последнем Андрей Белый писал: «Гоголь зовет из России в Россию; из прошлой в будущую; но на пути том катастрофа; точно в России какие-то „Мертвые души“».
В Москве Мейерхольд руководил театром, носившим его имя (театр им. Вс. Мейерхольда – ГОСТИМ); коллектив вместе со своим знаменитым главным режиссером часто приезжал на гастроли в Ленинград. Спектакли советского режиссера-новатора обычно проходили в новом Дворце культуры имени Первой пятилетки на улице Декабристов (бывш. Офицерской).
Трагически закончилась жизнь талантливого артиста и режиссера. Он пострадал в годы сталинских репрессий. Мейерхольд знал, что Сталин не прощает ничего и никому. А «грехи» у режиссера были. Выпуская к юбилею Красной Армии спектакль «Земля дыбом», Мейерхольд на афишах и в программах торжественно провозгласил: «Красной Армии и Первому красноармейцу РСФСР Льву Троцкому работу свою посвящает Всеволод Мейерхольд». В 1923 году такое посвящение никого не удивляло, но в 30-х годах страшно о нем было вспоминать. Все же режиссер надеялся, что Сталин простит ему давнюю «вину». Он активно старается доказать свою приверженность к власти и ее политике, пытаясь отвести от себя удар. Нет, Сталин помнил все и ничего не простил. Вначале Мейерхольду недвусмысленно дали понять, что его уже не считают «крупнейшим режиссером», затем в газетах опубликовали постановление о лишении Всеволода Эмильевича звания народного артиста РСФСР, а в январе 1938 года закрыли его театр.
13 июня 1939 года в Москве, в Доме актера, открылась Всесоюзная режиссерская конференция, там с вступительной речью выступил А.Я. Вышинский – главный режиссер громких политических процессов, завершавшихся, как правило, расстрелами виднейших деятелей партии и правительства.
Растерянный, морально раздавленный Мейерхольд, однако, еще на что-то надеялся. Он выступил с покаянной сбивчивой речью, с многочисленными ссылками на «мудрейшие указания товарища Сталина» и многократными упоминаниями о «грандиозной сталинской эпохе». Мейерхольд с трибуны публично клял свои «формалистические выкрутасы», говорил, что решение о ликвидации его театра «правильное, справедливое, мудрое».
Председатель конференции М.Б. Храпченко, подводя итоги прениям, заявил: «Здесь выступал В.Э. Мейерхольд, он говорил о своих ошибках. Но признание ошибок было формальным. Партия учит нас, что дело вовсе не в том, чтобы признать ошибки, а в том, чтобы показать существо этих ошибок, которые привели к тому, что его театр стал театром, враждебным советскому народу…».

Документы Военной Коллегии Верховного суда СССР по делу В.Э. Мейерхольда
19 июня 1939 года Храпченко, по сути, огласил смертный приговор режиссеру. На следующий день, 20 июня, Всеволода Мейерхольда арестовали и препроводили в камеру на Лубянку. На первом же допросе он собственноручно, под диктовку следователя, написал: «Признаю себя виновным в том, что, во-первых: в годах 1923–1925 состоял в антисоветской (троцкистской) организации, куда завербован был неким Рафаилом. Сверхводительство в этой организации с совершенной очевидностью было в руках Троцкого. Результатом этой преступной связи была моя вредительская работа на театре (одна из постановок даже была посвящена Красной Армии и „Первому красноармейцу“ Троцкому – „Земля дыбом“.); во-вторых, состоял в антисоветской (правотроцкистской) организации.».
1 февраля 1940 года в закрытом судебном заседании В.Э. Мейерхольд был обвинен в том, что он является «кадровым троцкистом, активным участником троцкистской организации, действовавшей среди работников, агентом английской и японской разведки, ведущим шпионскую и подрывную работу.». Режиссера приговорили «к высшей мере уголовного наказания – расстрелу, с конфискацией всего личного ему принадлежавшего имущества» и 2 февраля 1940 года расстреляли в подвалах тюрьмы.
Через 15 лет, 26 ноября 1955 года, Всеволода Мейерхольда посмертно реабилитируют, его обвинение признают сфальсифицированным, и уголовное дело № 537 будет прекращено за отсутствием состава преступления.
В 1975 году на доме № 32 по улице Декабристов торжественно установят мемориальную доску из гранита «.известному советскому режиссеру и народному артисту Республики.».
НА ТЕАТРАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ
Театральная площадь по праву считается одним из старейших градообразующих объектов Петербурга. Возникновение ее относится к 30-м годам XVIII века. С постройки Большого театра, открытого в 1783 году, начал складываться классицистический облик Театральной площади.
В середине XVIII века обширный пустырь, примыкавший к левой части набережной Крюкова канала между Офицерским и Торговым мостами, называли Каруселями. Здесь устраивались зрелищные представления. На разрисованных подмостках выступали комедианты. За балаганами тянулся ряд качелей и каруселей. Театральной Карусельная площадь стала называться с 1783 года, когда на ней появился Большой, или Каменный театр. Смена архитектурных стилей в середине XIX века и переход от классицизма к эклектике изменили оформление и облик общественных и жилых зданий, расположенных на уникальной площади.