квартире, что устала от нее. Дэвид рассмеялся.
— Я заинтригован. Слушай, в половине восьмого я должен быть в Истсайде. Встретимся в «Единороге»? Тогда в нашем распоряжении будет больше времени.
— Хорошо, Дэвид. Через десять минут.
— Лучше через пятнадцать, — усмехнулся он. — Я только что пришел домой и хочу побриться.
Они сидели за маленьким столом в «Единороге». Дэвид изумленно посмотрел на Дженюари, заказавшую себе «Джек Дэниэлс». Она не любила бербон, но он странным образом сближал ее с Томом.
— Ну, — Дэвид улыбнулся, — скажи мне, какие проблемы появились у новой и красивейшей американской писательницы.
— Я пытаюсь сочинить небольшой рассказ. Я поняла, что смотрю на ситуацию глазами женщины. Хочу услышать мнение мужчины.
Он серьезно кивнул.
— Разумная мысль.
Дэвид бросил взгляд на часы.
— Рассказывай.
— Моя героиня влюблена в женатого человека, который ее значительно старше…
— У него уже есть внуки?
— Нет… маленький ребенок и жена. Внуков нет.
— Сколько ему лет?
— Больше пятидесяти.
— Тогда ты допустила ошибку. В таком возрасте он должен иметь внуков, а не ребенка. Замени ребенка внуком. Это сделает историю более трогательной.
— Это несущественно. Главное в рассказе — отношения мужчины и девушки.
— Сколько ей лет? Она отхлебнула бербон.
— Ей… я еще не решила.
— Пусть ей будет около двадцати двух лет. Если мужчина, разменявший шестой десяток, женится на еще более молодой девушке, такой брак редко оказывается удачным. А если у него ребенок от другой женщины… пусть лучше твоей героине будет за тридцать.
— Почему ей не может быть двадцать с чем-то?
— Это правдоподобно, если мужчина — законченный подлец. Тогда ты можешь сделать ее и четырнадцатилетней. Но если у него есть жена и ребенок, твоя героиня должна быть женщиной, а не юной девушкой.
— Хорошо, пусть ей за тридцать, они влюбляются друг в друга, она испытывает чувство вины перед его женой и малышом… отказывается от романа на одну ночь. Но она потеряла голову от любви. Говорит ему, что не хочет разрушать его брак… что их отношения имеют смысл, только если они основаны на взаимной любви.
— Так в чем загвоздка?
— Ты считаешь, ей не следовало говорить ему все это?
Он посмотрел на свой бокал.
— Почему? Любая девушка говорит это, даже если это роман на одну ночь.
— Я не имела в виду это, Дэвид. Представь себе — они провели вместе несколько дней… без секса… просто вместе… затем расстались. А когда он вернулся и сказал девушке, что хочет ее, она ответила: «Ты должен сказать, что любишь меня, и…»
— О, нет, — простонал Дэвид. — Дженюари, для кого ты пишешь? Для «Мелодрамы в кино»? Ни одна разумная девушка не потребует от мужчины признания в любви.
— Серьезно?
— Ну конечно. Это самый верный способ отпугнуть его.
— Ладно. Моя героиня — одна из таких идиоток. Более того, она заявляет это перед его деловой поездкой. Говорит ему, что не согласна довольствоваться ничем, кроме любви, и признается, что будет тосковать по нем. Он же отвечает ей: «Это всего несколько дней. Может быть, это даже к лучшему… мы оба сможем подумать».
Помолчав, Дэвид улыбнулся:
— Превосходно! Дженюари, похоже, ты действительно можешь писать. Какой финал! Я уже вижу его. За твоей последней фразой следует многоточие. Предоставь читателю гадать… вернется он к ней или нет!
Она отхлебнула бербон.
— А что думаешь ты?
Он засмеялся, жестом попросив счет.
— Она все испортила. Она его больше не увидит.
— Все читатели так решат? Подписав счет, он покачал головой.
— Нет, в этом-то и прелесть рассказа. Женщины, вероятно, решат, что он вернется, но мужчины поймут героя. Эта фраза — «Мы оба сможем подумать» — великолепный финал.
— Ты отнимаешь надежду, — сказала Дженюари. Встав, он подал ей пальто.
— Дорогая, ты сама так написала.
Глава восемнадцатая
Следующим вечером она приняла приглашение Неда Крейна, скучного, но красивого молодого человека, с которым ее познакомил Дэвид. Нед несколько раз звонил Дженюари, и она всегда отказывала ему. Но внезапно любое свидание показалось ей предпочтительней длинного бессонного вечера. Они отправились в «Клуб», встретили там его друзей; на короткое время Дженюари почти обрадовалась шуму и бурной активности. Она потягивала белое вино, позволяла водить себя в танце по площадке и даже пыталась участвовать в общей беседе. К одиннадцати часам она вдруг обессилела. Стараясь скрыть зевоту, задумалась о бегстве. К счастью, в половине двенадцатого кто-то предложил отправиться к Вере и сыграть в триктрак. Дженюари сказала, что она не знакома с Верой и не умеет играть в триктрак. В конце концов, она убедила Неда в том, что может самостоятельно добраться домой на такси.
В полночь она легла в постель. Дженюари так устала, что тотчас заснула. В половине девятого ее разбудил телефонный звонок.
— Мисс Уэйн, — сказала девушка из службы передачи сообщений, — я только что заступила на дежурство и обнаружила, что вчера вечером вы нам не позвонили. Вы не прослушали оставленные вам сообщения.
— О господи. Я так устала… даже забыла завести будильник. Спасибо за звонок. Мне уже пора вставать.
— Вас интересуют сообщения?
— Да… конечно…
— Звонила Сара Куртц. Она ждет от вас днем какие-то записи. Она сказала, вы поймете.
— Да, спасибо.
— Мистер Кольт звонил из Вашингтона.
— Что?
— Мистер Кольт звонил из Вашингтона дважды, в половине девятого и в десять вечера. Он просил вас отзвонить ему в отель «Шорхэм».
— Спасибо. Огромное спасибо!
— Извините, если я разбудила вас.
— Нет… это отлично. Я должна вставать. Большое спасибо!
Она застала Тома, когда он уже собирался уходить.
— О, Том… я вернулась домой в двенадцать и забыла справиться о звонках. Извини.
— Одну минуту. Он засмеялся.
— Прежде всего… как ты там?
— Все чудесно… нет… я соскучилась по тебе. А как ты? Скучаешь по мне?
— Да… еще как.
— Когда ты вернешься?
