— Прежде всего сведений из Брюсселя. Я уверен, что в ближайшее время мы узнаем о чем-то интересном, о чем-то таком, что позволит нам загнать мисс Норман в угол.
Я попрощалась с дядей, оставаясь разочарованной. Ждать и ждать… Не говоря уже о том, что ждать вообще не в моей натуре, я хочу наконец-то знать. Бывают такие минуты, когда меня тянет просто пойти к той женщине и с глазу на глаз выяснить все. Ведь я имею на это полное право.
Прийти бы к ней и сказать:
«Чего вы хотите от моего мужа? Зачем вы его шантажируете? И если вас действительно связывали когда-то чувства, то я ни за что не поверю, что вы сохранили их до сих пор».
Интересно, что бы она мне на это ответила.
Я во всех отношениях имею перед ней преимущество. Лишь с юридической точки зрения первенство принадлежит ей.
После полудня приехал Яцек. Много рассказывал мне об охоте и о своих разговорах с немцами. Он, конечно, ничего не сказал им о Черное море. Мы даже немного поссорились из-за этого. Яцек пытался меня убедить, что женщины не должны интересоваться политикой, поскольку они в ней не разбираются. Смехотворный аргумент! Скажем, тетя Магдалена или моя мама действительно ничего не понимают. А возьмем хотя бы ту же Данку… Женщины не понимают в политике! Я положила Яцека на обе лопатки, сказав:
— А кто же был более мудрым политиком, чем Екатерина Великая, чем Елизавета английская, чем королева Виктория? При их правлении их страны достигли наибольшего расцвета и могущества. Только и того, что они имели на голове корону. Да если бы я была польской королевой, а ты, скажем, моим министром или даже принцем-консортом, ты должен был бы покорно слушаться моих повелений. И уверяю тебя, что результаты были бы лучше, чем при мужском правлении.
Яцек на это ответил:
— Именно при мужском правлении женщины слишком вмешиваются в политику, и поэтому так много возникает ошибок. Во времена Екатерины правили ее фавориты, во времена Елизаветы — также мужчины, которых она, правда, умела выбирать, а с Викторией принц Альберт делал все, что хотел.
— Какой же из этого вывод? — спросила я.
— А такой вывод, — через силу улыбнулся он, демонстрируя галантность, — что вы должны быть нашими королевами, но не править нами.
Я пожала плечами.
— Обидно, что ты не знаешь истории. Все те три монархини таки правили, и следует только поставить им в заслугу в политике, что они умели выбирать себе фаворитов. Если бы я была королевой, я выбрала бы себе…
К сожалению, здесь я вынужден прервать ход рассказа п. Ганки Реновицкой. Дело в том, что автор в этом месте назвала несколько фамилий, которые принадлежат общеизвестным лицам. Я, конечно, не сомневаюсь, что каждый из тех панов был бы счастлив получить титул фаворита такой очаровательной монархини даже в том случае, если бы она не была монархиня, но большинство из них люди женатые. Читатель легко поймет, что, публикуя дневник п. Ганки, я не могу подвергать этих уважаемых и милых людей семейным неприятностям. Женщины же, как правило, не любят, чтобы их мужья были фаворитами, хотя бы in sре. (В предположениях, в перспективе (лат.))
Второй причиной, побудившей меня вычеркнуть приведенные п. Ганкой фамилии, было то, что я не хотел бы внушать польской общественности мнение о необходимости таких изменений в общественной жизни, которые вытекали бы непосредственно из предпочтений п. Ганки. Те изменения охватили бы такие широкие сферы и привели бы к таким рискованным перемещениям на разных высоких должностях, что это угрожало бы серьезными беспорядками.
Достаточно сказать, что дела культуры и искусства перешли бы под влияние некого (правда, весьма красивого) ротмистра одного из лучших кавалерийских полков; национальные вопросы решал бы один молодой граф, который довольно прилично знает несколько языков; оборона страны была бы поручена известному легкоатлету, а к рулю государства стал бы один из выдающихся варшавских актеров, который так прекрасно играл роль Юлия Цезаря. Впрочем, я не имею ни малейшего намерения подвергать сомнению правильность взглядов п. Ганки и прошу простить мне это небольшое сокращение ее дневника. (Примечание Т. Д.-М.)
— Будь уверен, — добавила я, — при моей власти не было бы, скажем, безработицы. Вы, мужчины, создаете себе проблемы из таких простых вещей, которые сами подсказывают, как их решить. Что может быть легче, чем ликвидировать безработицу. Достаточно объявить, что каждый, кто не хочет работать, будет посажен в тюрьму. Или, например, эти споры с украинцами. Не волнуйся, если бы я с ними поговорила, то наверняка сумела бы убедить их, чтобы сидели тихо. Не говорю уже о дипломатии. Ручаюсь, что если бы на месте Бриана (Премьер-министр Франции в 20-х гг.) была, скажем, Даниель Дарье (Известная французская киноактриса), то она уже давно организовала бы Соединенные Штаты Европы, и все войны были бы отменены.
Яцек, как обычно, не признал моей правоты и отделался какими-то шутками. С ним нельзя говорить серьезно. Любой ценой хочет сохранить свое убеждение о превосходстве мужчин в области политики. В конце концов, пусть себе остается при своих иллюзиях. Пожалуй, без них он не чувствовал бы себя счастливым.
В конце концов, если уж говорить начистоту, мне бы не хватило терпения изо дня в день заниматься политикой. Не говоря уже о том, что у меня вряд ли нашлось бы на это достаточно времени. Я несколько раз была на прениях в сейме. Какая же это скука! Выходят на трибуну разные паны и часами болтают о совершенно неинтересных вещах.
Однако хорошо, что вспомнилась мне Даниель Дарье. Я еще не видела ее последнего фильма, а от Мушки знаю, что Тото уже смотрел его дважды. Она действительно очаровательна, эта Даниель, но нос у нее некрасивый. От такого болвана, как Тото, всего можно ожидать. У него хватит ума поехать к ней и в Голливуд. Но ничего это ему не даст, потому что я читала в «Кино», что она замужем и любит мужа. А деньги Тото ей безразличны. Сама зарабатывает миллионы.
Мне уже не раз приходило в голову, что и я могла бы играть в фильмах. Если говорить о красоте, то я наверняка не уступаю ни одной из наших кинозвезд и могу посоревноваться и со многими зарубежными. Со своим ростом 160 сантиметров и весом 53 килограмма я бы выглядела фигурой не хуже самых выдающихся. К тому же я фотогенична. Вполне понятно, я не стремлюсь стать актрисой вообще, но сыграть раз, скажем, под псевдонимом, мне очень хотелось бы. Думаю, что и Яцек не имел бы ничего против. Ведь играла когда-то княжна Сапежина и другие девушки из высшего света. В пансионе я не раз принимала участие в любительских спектаклях, и наш полонист (а он в этом разбирался) говорил, что я имею несомненный талант.
Эта идея так увлекла меня, что я решила тут же звонить Тото, — пусть найдет среди своих знакомых кого-нибудь, кто мог бы устроить меня в кино. К сожалению, Тото не было дома.
Мы с Яцеком на часок поехали в кафе «Европейское», встретили там много знакомых. Я уговорила всех пойти в кино, а потом пошли ужинать в «Бристоль».
Едва переступив порог ресторана, я увидела ее: она сидела с дядей Альбином, юристом Непшицким и еще одним паном, который все время вертится на скачках. Я искоса следила за Яцеком. Он делал вид, что не смотрит в ту сторону, однако слегка побледнел и чувствовал себя, видимо, неловко. Нетрудно было догадаться почему.
Уже то, что он увидел ее неожиданно, непременно должно было вывести его из равновесия. К тому же, несомненно, поразило его и ее общество: дядя Альбин. Правда, Яцек не поддерживал с ним отношений и знал, что никто из семьи не общается с дядей, но все же это зрелище наверняка его всполошило. Это я сообразила сразу.
Правду говоря, я немного надеялась, что мы застанем ее здесь, и мне было интересно, как они оба будут реагировать. Но мисс Норман вела себя вполне непринужденно. Она несколько раз взглянула в нашу сторону, но сделала это с очевидным равнодушием, и создавалось впечатление, что она вообще не знает Яцека. Но раз их глаза встретились. Я напрягла все свое внимание, чтобы ничего не пропустить. Во взгляде Яцека был гнев, ее глаза скользнули по нему без всякого выражения.
Это, несомненно, опасная женщина.
Я умышленно начала ластиться к Яцеку. Делала это очень демонстративно, тем самым вызывая его на взаимность. Правда, он пытался как-то сдержать меня, но я не уступала. Наконец я сказала ему, что хочу танцевать. Он на мгновение заколебался, но я, опасаясь, чтобы он не придумал какую-то отговорку, встала и протянула к нему руки.
Я видела, что он раздражен, потому что улыбался неестественно. Итак, когда мы оказались среди танцующих пар, я вполголоса сказала ему:
— Не понимаю, что с тобой происходит?
— Со мной? — переспросил он, чтобы выгадать время.
— Раньше ты так любил танцевать.
— Почему раньше? — притворился он возмущенным — Я всегда люблю танцевать с тобой.
— Почему же тогда у тебя такое лицо, будто тебя ведут на эшафот?
— Что ты выдумываешь? — неискренне засмеялся он.
— Ты ведешь меня так неестественно и с таким видом, будто пригласил меня просто из вежливости.
Яцек поморщился.
— Ты предъявляешь мне какие-то странные претензии. Я немного устал. Вот и все.
Мы как раз двигались мимо столика той женщины. Я нежно погладила Яцека по руке. Правда, она этого не заметила, но Яцек покраснел, и я увидела, как у него сжались челюсти. Наверное, он очень боится этой женщины.
Я коварно сказала:
— Ты ведешь себя так, будто хочешь показать, что тебе неприятны мои ласки.
Яцек слегка нахмурил брови и, стараясь придать лицу любезное выражение, сказал:
— Ты же знаешь, что это неправда.
— Возможно, — не унималась я. — Но ты хочешь, чтобы все тут думали, что это правда.
— Уверяю тебя, Ганечка, что все это тебе просто кажется.
— А я тебя уверяю, что никогда больше с тобой не буду танцевать.
— Я действительно тебя не понимаю. Ты упрекаешь меня в том, чего вообще нет. Ведь не так уж трудно понять, что человеку иногда, не хочется танцевать.
— Почему же, я это понимаю. Но зачем же ты тогда пригласил меня на танец?
Яцек прикусил губу.
— Прости, но ты сама захотела.
— Ну и что?.. Ты мог сказать, что тебе не хочется, что я уже до смерти тебе надоела, что… Разве я знаю… Что ты стесняешься со мной танцевать, что…
Он остановил меня, крепко сжав мою руку. Был очень зол. Не знаю почему, но меня охватило такое раздражение, что я не могла сдержать язвительных слов:
— Если хочешь, чтобы я закричала от боли, сожми мне руку чуть сильнее.
— Слушай, Ганечка, — сказал он сдавленным голосом, — чем я перед тобой провинился?.. Признаюсь, я не хотел танцевать и, если бы ты не встала, я попросил бы тебя выбрать другого партнера. Но если уж ты встала, мне не оставалось ничего другого, как тоже встать.
— Да, — согласилась я, — возможно. Но не считаешь ли ты, что, танцуя с женой, следовало бы по крайней мере делать вид, что это для тебя не мучение?
Оркестр закончил играть, и мы вернулись к столику, отчужденные и возбужденные спором. Из-за трусости Яцека (а может, и из-за моего раздражения) сорвался весь мой план. Мне хотелось показать той выдре, как влюблен в меня Яцек. А получилось совсем наоборот. Даже за нашим столиком все заметили, что мы ссорились, и кое-кто даже отпустил по этому поводу несколько неумных острот.
Во время следующего танца появился Тото. Он, конечно, сейчас же пригласил меня, но я отказалась.
И здесь Яцек показал, на что он способен! Когда снова заиграли вальс, он встал и с улыбкой склонился передо мной. Пожалуй, преодолел в себе страх перед той женщиной или испугался, что я на него серьезно рассердилась. Во всяком случае, это было еще одно доказательство того, как сильно он меня любит. Ах, если бы я могла ему сказать, сколько благодарности испытывала к нему в тот момент!
Он был очень мил, а так как вальс он танцует превосходно, то мы привлекали к себе всеобщее внимание. Когда во второй половине мы немного замедлили темп, он наклонился к
