В этом душном малиннике, тесном, высоком,Скрылись мы ото всех, забрались в сердцевинуИ срываем поспевшую за ночь малину.Рдеют пальцы твои, орошенные соком.Гневный шмель разгуделся, пугая травинки,Хворый лист, весь в нарывах, на солнышко вылез,В паутинных лохмотьях алмазы искрилисьИ какой-то жучок скрылся, пятясь на спинке.Все стихало мгновенно в зеленом заслоне,Лишь когда я с ладони твоей обагреннойБрал малину губами, вдыхая влюбленноЗапах ягод сквозь благоуханье ладони.Первой ласки посредницею молчаливойОказалась малина, — той ласки без слова,Что, собой изумясь, хочет снова и сноваПовторяться бессчетно, себе лишь на диво.И в одно из мгновений, всех прочих всевластней,Ты ко лбу моему прикоснулась губами,Я схватил твои руки, и ты предалась мне,А малинник был всюду — вкруг нас и над нами.
СОЛДАТ
Воротился служивый из похода весною —Колченогий, недужный, с перебитой спиною.Был он пулями злыми исхлестан, простеган,Не ходил он иначе как только с подскоком.Стал потешником горя, скоморохом недоли,Забавлял мимо шедших каждым вывертом боли,И страданий притопом, и печалей приплясом,И замедленной муки лихим выкрутасом.Дотащился до дому: «Эй, проваливай живо.Не работник ты в поле, хоть и скачешь ретиво!»Он добрался до кума, что в костеле звонарил,Тот узнать не подумал, было чуть не ударил.Постучался он к милой, а та рассмеяласьИ плечами и грудью, хохоча, сотрясалась.«Как в постели с калекой танцевать мне до смерти?Лишь на треть человека, а прыжков на две трети!Мне твои переплясы не милы, не любы,На усах твоих жестких не уснут мои губы!За тобой не угнаться, скачешь к самому небу!Уходи куда знаешь, не кляни и не требуй!»Вдаль пошел по дороге и пришел он к распятью:«Иисус деревянный, не возьму я в понятье. —Чьей рукой, точно на смех, ты вытесан, Боже?Красоты пожалели и дерева тоже.Кто тесал твои ноги, безумец незрячий?Ходишь, видно, вприскочку, не можешь иначе.Ты такой никудышный, такой колченогий, —Мне товарищем добрым ты был бы в дороге».Слыша это, распятый на землю спустился.Тот, кто вытесал бога, знать, рассудка решился:
