– Я расследую дело об убийстве Гуань Хунъин, – начал Чэнь. – Буду очень вам признателен за любые сведения, какие вы можете мне сообщить.
– Боюсь, мне известно немного. – Цянь покачал головой. – Хоть мы и были соседями, она со мной почти не общалась.
– Да, я уже побеседовал с жителями нижнего этажа. Они тоже считали, что она была слишком важной персоной для того, чтобы разговаривать с ними.
– Некоторые соседки считают, что она слишком задирала нос, считала себя на голову выше остальных. Но по-моему, это не совсем так.
– Почему вы так считаете?
– Сейчас я на пенсии, но на протяжении двадцати лет был заслуженным учителем. Конечно, мой статус заслуженного всего лишь на уровне района, с ней не сравнить, но я отчасти понимал ее. – Цянь погладил тщательно выбритый подбородок. – Если уж ты передовик производства, то должен быть образцом для подражания во всем.
– Весьма оригинальная точка зрения, – заметил Чэнь.
– Например, про меня говорили, что с учениками я был само терпение, но это не так – по крайней мере, так было не всегда. Но, поскольку я был заслуженным учителем, по-иному вести себя я просто не мог.
– Значит, звание заслуженного – как волшебная маска. Когда вы надеваете маску, маска становится вами.
– Вот именно, – кивнул Цянь. – Только маска не обязательно волшебная.
– Значит, Гуань и соседкой по общежитию была образцовой?
– Да, но иногда так тяжело жить постоянно с маской на лице! Никто не может носить маску постоянно. Нужно делать перерывы. Почему она и дома должна была по-прежнему играть свою роль и обращаться с соседями так же, как с покупателями на работе? Если хотите знать мое мнение, она так уставала, что ей было просто не до общения с соседями. Потому-то ее здесь и не любили.
– Вы очень проницательны, – заметил Чэнь. – А я удивился, почему соседки внизу судят о ней так предвзято.
– Лично против нее они ничего не имеют. Просто завидовали ей, наверное. Не забывайте еще и вот о чем. Гуань жила в комнате одна, а они вынуждены ютиться целыми семьями.
– Да, вы снова правы, – кивнул Чэнь. – Но вот вы тоже живете в комнате один.
– Не совсем, – возразил Цянь. – Моя падчерица, хоть и живет с родным отцом, рассчитывает получить эту комнату. Вот почему она развесила здесь все свои гонконгские фотографии.
– Ясно.
– У нас, тех, кто живет в общежитии, особое мироощущение. Считается, что комната в общежитии – жилье временное. Поэтому мы на самом деле не стремимся подружиться с соседями. Мы не зовем свое жилище домом.
– Да, жизнь в общежитии, наверное, своеобразна.
– Взять, к примеру, общий туалет. По одному на этаж. Но если люди верят в то, что завтра они отсюда съедут, к чему соблюдать чистоту?
– Товарищ Цянь, ваши слова открыли мне глаза.
– Гуань здесь было непросто, – продолжал заслуженный учитель. – Одинокая молодая женщина. Весь день, помимо основной работы, общественная – собрания, съезды. А вечерами, иногда поздними, она возвращалась одна в свое жилище, которое в самом деле трудно назвать домом.
– Вот здесь поподробнее, пожалуйста, – попросил Чэнь. – Вы не замечали, что в последнее время у нее что-то переменилось?
– Кое-что заметил. Однажды ночью, несколько месяцев тому назад, мне не спалось; я встал и пару часов попрактиковался в каллиграфии. Но и потом я никак не мог уснуть. Лежа на кровати, я услышал снизу странные звуки. Общежитие старое, о звуконепроницаемости и речи нет, слышимость замечательная… Я прислушался. Гуань плакала – не просто плакала, а рыдала навзрыд – в три часа ночи. Она была одна и плакала так безутешно.
– Она была одна?
– По-моему, да, – кивнул Цянь. – Другого голоса я не слышал. Она проплакала больше получаса.
– Вы заметили что-нибудь еще?
– Вроде нет… разве что… Наверное, у нее, как и у меня, часто бывала бессонница. Я часто видел свет, который пробивался снизу, сквозь половицы.
– Одна соседка сказала, что Гуань часто возвращалась среди ночи, – продолжал Чэнь. – Может, поэтому свет горел у нее так поздно?
– Не знаю. Иногда поздно ночью я слышал ее шаги, но ведь мы с ней почти не общались. – Цянь отпил глоток холодного чая. – Вы лучше побеседуйте с Цзо Цин. Она хоть и на пенсии, но добровольно собирает взносы за коммунальные услуги со всех жильцов. И потом, она – активистка домового комитета. Возможно, она сумеет вам рассказать больше меня. Кстати, она тоже живет на одном этаже с Гуань, только с другой стороны, у лестницы.
Старший инспектор Чэнь снова спустился вниз.
Дверь ему открыла пожилая женщина в очках с золотой оправой.
– Что вам нужно? – спросила она.
– Извините за беспокойство, товарищ Цзо. Я по поводу Гуань Хунъин.
– Я слышала, она умерла, – кивнула женщина. – Входите скорее. У меня там обед горит.
– Спасибо. – Чэнь бросил взгляд на угольную печку, стоявшую в коридоре. На ней ничего не готовилось. Войдя в комнату, хозяйка затворила дверь, и он почти сразу получил ответ на невысказанный вопрос. В углу комнаты стояла газовая плитка, а на ней – сковородка, испускающая соблазнительный аромат.
На Цзо была черная юбка и серебристо-серая шелковая блузка с расстегнутой верхней пуговицей. Туфли на высоком каблуке тоже были серыми. Она жестом пригласила его сесть на диван у окна, закрытый пунцовым бархатным покрывалом, а сама продолжала готовить.
– В наши дни купить газовую плитку непросто, – пояснила она, – а выставлять в коридор, рядом с угольными печами, опасно.
– Понятно, – кивнул Чэнь. – Товарищ Цзо, мне говорили, вы ведете большую общественную работу.
– Работаю в домкоме на добровольных началах. Помогаю соседям. Кому-то ведь надо это делать.
– Значит, вы, наверное, были близко знакомы с Гуань Хунъин.
– Да нет, мы с ней почти не общались. С ней все носились – и на работе, и вообще… А здесь ее недолюбливали.
– Почему?
– Я бы сказала, она была слишком занята. Мы с ней разговаривали по единственному поводу. – Цзо разбила над сковородкой яйцо. – Когда она первого числа каждого месяца вносила коммунальные платежи. Она передавала мне деньги в белом конверте и говорила что-нибудь вежливое, пока я выписывала ей квитанцию.
– А больше вы никогда ни о чем не говорили?
– Однажды она обмолвилась: раз она почти ничего здесь не готовит, несправедливо ей платить за газ столько же, сколько и остальным. Но всерьез она не спорила и больше ни разу не заговаривала об этом. Что бы ни было у нее на уме, она держала свои мысли при себе.
– Видимо, она была довольно скрытной?
– Послушайте, я не хочу говорить о ней плохо.
– Понимаю, товарищ Цзо, – кивнул Чэнь. – Перейдем десятому мая. Ночью того дня ее убили. По словам одной из соседок, Гуань вышла из здания примерно в половине одиннадцатого. Вы в то время ничего не заметили?
– В ту ночь… Вряд ли я видела или слышала, как она выходила. Обычно я ложусь спать в десять.
– Но вы также являетесь членом домового комитета и комитета охраны общественного порядка, товарищ Цзо. Вы не заметили ничего подозрительного в общежитии или на улице в последние несколько дней жизни Гуань?
Цзо сняла очки, посмотрела на них, вытерла о фартук, снова надела, а потом покачала головой.
