Атасову не давала.
– Знаете, Инночка, последние исторические, типа, изыскания показали, что вождь мирового пролетариата товарищ Ленин, на самом-то деле добрым дедушкой не был. Животных не любил, с голодающими сиротами последней корочкой не делился. Но даже он, Инночка, перед тем как пустить в расход тысчонку-другую своих недругов, разных там кулаков, помещиков или, типа, белых офицеров, непременно поил их горячим чайком. Особенно в такую, типа, скверную погоду, как сегодня.
– А вас, Саша, сегодня расстреливают? – ледяным тоном осведомилась Инна.
– А вот этого, типа, не знает никто, кроме… – и Атасов с самым серьезным видом указал на потолок.
Инна отрицательно покачала головой, довольно высокомерно, мол «интурист» совков не обслуживает.
– Тогда сделайте это для меня, как комсомолка для комсомольца, – не унимался Атасов. – Представим, что мы с вами очутились в этом буржуинском гнезде, как молодогвардейцы, типа, в гестапо. Я бы даже сказал, в осином, типа, гнезде.
– А я, Саша, комсомолкой не была.
– Нет? – изумился Атасов. – Ну да, вы так молоды. Я должен был догадаться. И в пионерской организации не состояли?
– Не состояли, – отрезала Инна и принялась перекладывать бумаги на столе.
Атасов наморщил лоб, пытаясь сопоставить в уме даты и цифры, но вскоре безнадежно махнул рукой:
– Октябреночком маленьким по лужам в школу тоже, типа, не бегали?
– Октябренком была, – наконец, призналась секретарша. И по ее надменному лицу проскользнуло нечто похожее на улыбку.
– Металлическую звездочку на груди носили, или пластмассовую?
– У меня пластмассовая была, – громким басом вмешался Протасов. – Е-мое! Металлические звездочки – полное фуфло. А моя была – с фоткой Ленина в яслях. Конкретная. Одна на весь класс. Я б за нее и сейчас кого хочешь убил…
– С таким маленьким кучерявеньким Володенькой Ульяновым, как бы, типа, за стеклышком? – уточнил Атасов.
– Ага. В центре звездочки. Одуренная.
Атасов энергично закивал головой:
– А я о такой мечтал… – и обернулся к секретарше. – Инночка, неужели вы откажете старому товарищу-октябренку в такой, типа, безделице, как чашка этого, в сущности, вредного для здоровья напитка, а?
Инна прыснула:
– Атасов, вам, по-моему, и статуя не откажет. – Она поднялась и, оправив юбку, двинулась к кофеварке.
– Это оттого, что в первом классе я был звеньевым, – грустным голосом сообщил Атасов. – Пробился в пионеры. Поднялся до председателя совета отряда. А чего стоил слет нашей пионерской, имени Павлика Морозова дружины в школьном актовом зале, Инночка? Под барабанный бой вносят знамя дружины: «Дружина, к вносу знамени стоять смирно», – Атасов вскинул руку в пионерском салюте. Протасов немедленно продублировал Атасова.
– А белые рубашки, Протасов, с эмблемой пионерской организации на груди?
– На рукаве, блин.
– Ну, может быть. С золотыми, типа, пуговицами. Я уже не говорю о пионерских барабанах. О барабане я грезил с первого по пятый класс включительно, чем приводил в тихий ужас родного отца. Мой папа, Андрюша, был дирижером камерного оркестра.
– А я, в натуре, мечтал о тельмановском галстуке…
– Это что такое? – включился Бандура.
Галстук гэдээровских пионеров, вот что. Синего цвета. У нас в школе у одной девочки был. Ее батя в ГСВГ[50] служил, так ей тельмановцы на «Зарнице»[51] подарили.
Атасов печально вздохнул:
– С галстуками у меня была беда. Грамотно повязать пионерский галстук я так и не научился. Подушечкой, типа, наверх.
– Мне девчонки всегда завязывали, – громогласно сообщил со своего дивана Протасов. – А одна пионервожатая в лагере после восьмого класса, так вообще, сделала меня мужчиной.
Лицо секретарши пошло красными пятнами.
Это, Инночка, в смысле, что он сдал, типа, нормы на золотой значок ГТО, [52] – разрядил обстановку Атасов.
– Да чтоб я сдох, если вру, – не унимался Протасов.
– С-с-сдохнешь, – пообещал Армеец, появляясь в приемной Правилова. – М-мне этот враль ра-ра- сказывал т-тоже самое, т-то-о-лько про се-себя и с-свою ш-школьную у-чительницу ма-математики в-в се- се-дьмом классе.
Пока ошеломленный Протасов подыскивал контраргументы, Армеец обернулся к Атасову:
