К тому времени Дзасохов стал членом Политбюро и секретарем ЦК КПСС, вместо себя оставил Галазова, совместившего должности Председателя Верховного Совета республики и первого секретаря Северо- Осетинского обкома партии. Алихан состоял при нем референтом и, как понял Тимур, транслировал настроения, царившие в высших начальственных сферах.
Мрачный прогноз Алихана подтвердился неожиданно быстро. Однажды рано утром он приехал к Тимуру, поднял его с постели и включил телевизор:
– Смотри!
По всем каналам шла трансляция «Лебединого озера». Потом передали обращение ГКЧП.
– Понял? – закричал Алихан. – Ты понял? А что я говорил? Доболтался!
Требовательно и, как показалось Тимуру, тревожно загремел телефон. Звонил первый секретарь райкома партии, сам. Директива обкома: срочно выехать на заводы, провести митинги в поддержку.
– В поддержку кого? – спросил Тимур.
– Нашел время шутить! Кого! – гаркнул первый секретарь и бросил трубку.
Алихан расхохотался, будто и в самом деле услышал хорошую шутку. Тимур с недоумением на него посмотрел.
– Не понимаешь? – удивился Алихан.
– Я еще не проснулся, – буркнул Тимур.
– Объясняю. Галазов – человек Дзасохова. Это понятно?
– Ну?
– А кто двигал Дзасохова?
– Кто?
– Не спеши, подумай. Дзасохов был первым заместителем председателя Комитета молодежных организаций. А кто был председателем? Янаев. Кто сейчас Янаев?
– Вице-президент СССР.
– И председатель ГКЧП. Ну, проснулся?
В этот день Тимур провел митинги на трех заводах – на своем и на двух военных. Собирались, как всегда, дисциплинированно, молча слушали заранее заготовленные выступления, которые по бумажкам читали представители трудовых коллективов, вопросов не задавали, единодушно проголосовали за подготовленную обкомом резолюцию в поддержку ГКЧП и решительных мер по наведению порядка в стране. Тимур внимательно следил за участниками митингов, пытаясь понять, что же они на самом деле думают о происходящем и одновременно спрашивая себя: а сам-то я что об этом думаю?
Не нравились ему все эти дела. Не нравился усиливающийся бардак, который несла с собой горбачевская перестройка. Не нравился сам Горбачев с его безразмерными путаными речами, из которых совершенно невозможно было понять, что он хочет сказать. Чем дальше, тем больше он производил впечатление вконец растерянного человека, не понимающего, что происходит, и никак не контролирующего ситуацию. Но и этот странный, возникший, как аллергическая опухоль, ГКЧП во главе с безвольным даже с виду Янаевым с его бегающим взглядом и трясущимися руками Тимуру тоже не нравился. Все это было похоже на зловещий фарс, рождающий смутную нарастающую тревогу.
Тревога – вот что чувствовал Тимур. Тревога – вот что читал он на лицах участников митингов, дисциплинированно голосовавших за резолюцию в поддержку ГКЧП.
Перед землетрясением змеи выползают из нор, а дикие звери спускаются с гор на равнину. Человеку некуда уходить. Люди остаются в своих домах, надеясь, что все обойдется, что зародившийся в далекой Москве циклон ослабнет по пути на юг, растеряет свою разрушительную силу, изольется мирным дождем.
IV
Подлинное значение исторических событий, если они тотчас же, как война и мобилизация, не вторгаются в частную жизнь людей, редко когда воспринимается сразу в полном объеме. После провала ГКЧП и яркого триумфа Ельцина, на который в Осетии смотрели по телевизору, как на любой праздник, который затевали гораздые на выдумки москвичи, как-то очень буднично прозвучало сообщение о том, что на совещании в Беловежской Пуще новоявленные президенты России, Украины и Белоруссии Ельцин, Кравчук и Шушкевич денонсировали договор 1924 года о создании СССР. Тимур даже не сразу понял, что это значит, не дошло до сознания. Заглянул в словарь: «Денонсировать. Объявить недействительным, прекратившим свое действие». И снова не понял. Как можно объявить недействительным, прекратившим свое действие договор об СССР? Разве это вообще возможно – вот так взять и отменить СССР, могучую ядерную сверхдержаву, которая, как казалось, существовала всегда и была обречена существовать вечно? Не будет СССР. А что будет? СНГ? Что такое СНГ? Тот же СССР под другим названием? Какая-то очередная московская дурь.
Гораздо больнее, как событие личное и потому несравнимое по значению с бумажными играми об отмене СССР, воспринял Тимур указ президента Ельцина о прекращении деятельности КПСС. Первая мысль была: да что же он делает, на что замахнулся? При том что сам Тимур воспринимал партию как некую формальность, с которой нужно считаться, как с климатом, в сознании все же сидело вбитое десятилетиями пропаганды представление о КПСС как о самой сознательной, политически активной и многочисленной части общества. Четырнадцать миллионов членов партии – шутка ли! А если эти миллионы завтра выйдут на улицы?
Утром он поехал в райком. Горы затянуло низкими тучами, шел дождь. Машины разбрызгивали грязную воду, прохожие жались к домам. Никакого многолюдья на улицах не было, как в обычный будний день. Лишь перед особняком райкома партии толпились под зонтами человек двадцать штатных сотрудников. Двери были опечатаны, вход охраняли три молодых милиционера во главе с лейтенантом, по странной случайности те же, что в обычные дни дежурили на вахте, почтительно козыряя всем, кто имел право входа в это здание, недоступное для простых смертных. Сейчас они пресекали все попытки пройти в райком вежливо, но непреклонно.
– Безобразие! – бурно возмущалась секретарша отдела кадров. – У меня там остались сапоги! В холодильнике! Итальянские, новые!
