– И не говорите, – попросил тот. – Только чудом не сел. Как вспомню, так вздрогну.
– В Осетии нашли другой выход, – продолжал Серенко. – Спирт оформляется как транзит в Грузию. Если он действительно уходит в Грузию, пошлина не взимается. Если остается в России – плати. И вот что делают в Осетии. Во Владикавказе спирт растамаживают. По документам получается, что он перелит в автоцистерны и отправлен в Грузию. На самом же деле поступает на заводы и превращается в осетинскую водку.
– Но если вы все это знаете…
– В том-то и дело, что мы не знаем, а только предполагаем. Наши предположения строятся на неофициальных источниках, с этим в правительство не войдешь. Нам нужна совершенно точная, объективная информация.
– И в этом мы рассчитываем на вашу помощь, – вновь вмешался в разговор Пекарский.
– Не понял. Чем я могу вам помочь?
– Мы хотим, чтобы вы поехали в Киев, купили там пару цистерн спирта, доставили его во Владикавказ и прошли все процедуры на таможне.
– А что потом делать со спиртом?
– Продайте.
От неожиданности Панкратов даже засмеялся:
– Ну, знаете! Никогда не торговал спиртом. И вовсе не уверен, что из меня получится коммерсант. Даже уверен, что не получится. Будут у вас одни убытки.
– Это не имеет значения. Нам нужен ваш отчет. Он ляжет в основу нашего обращения в правительство, а ваш авторитет подтвердит достоверность информации.
– А что? – помедлив, проговорил Панкратов. – Необычно, но почему бы и нет?
Пекарский поднялся из кресла и не без торжественности пожал ему руку:
– Другого ответа мы от вас и не ждали.
II
Тимура Русланова всегда поражало в Алихане умение предсказывать события с такой уверенностью, с какой опытный чабан на высокогорном пастбище по виду безобидного облачка предугадывает снежный буран и спешить загнать отару под укрытие стен кошары. Но выводы, которые он из своих предсказаний делал, часто озадачивали своей неожиданностью.
В Осетии, полное название которой стало Республика Северная Осетия – Алания, как и во всей России, с недоверием относились к рожденным в Кремле идеям, сулящим радужные перспективы в ближайшем будущем. И чем радужнее они были, тем большее недоверие вызывали. Ваучерная приватизация по Чубайсу сразу была расценена как очередная завиральная программа правительства, которое не знает, что делать, и шарахается из стороны в сторону. Эта бумажка стоит как две «Волги»? Да за кого вы нас принимаете?
Каждая вещь стоит столько, за сколько ее можно продать. Пятнадцать рублей – вот цена ваучера, по которой их скупали возле станций метро в Москве. Во Владикавказе и того меньше – от трех до пяти рублей, что лучше всех социологических опросов свидетельствовало о степени доверия к правительству на юге России.
Алихан всеобщего скептицизма не разделял. Он очень внимательно, с карандашом, читал все официальные документы и газетные публикации и однажды убежденно сказал Тимуру:
– Это шанс, другого не будет. Кто не успел, тот опоздал.
К тому времени он занимал видное положение в окружении президента Галазова, но решительно отказался стать министром культуры и безоглядно ринулся в авантюру с ваучерами. Влез в долги, рассадил по всему городу скупщиков, раз в неделю летал в Москву с хозяйственными сумками, набитыми ваучерами, сдавал их в какой-то фонд. Тимур ужаснулся, когда узнал, что его долг коммерческим банкам перевалил за два миллиона долларов, но Алихан ни разу не усомнился в правильности того, что делает.
Резонно было предположить, что скупленные ваучеры он вложит в акции какого-нибудь крупного ликероводочного завода, но Алихан поступил по-своему. На одном из первых чековых аукционов купил контрольный пакет акций московского завода «Стеклоагрегат», выпускавшего оборудование и пресс-формы для стекольных заводов, изготавливающих винные и водочные бутылки. Завод «лежал», рабочие месяцами не получали зарплаты. Заказы были, оборудование большинства стекольных заводов требовало замены, но им нечем было расплачиваться из-за кризиса взаимных неплатежей, поразившего всю российскую экономику.
Алихан предложил заводам платить за оборудование и пресс-формы не деньгами, а своей продукцией – бутылками, острый дефицит которых ощущался везде. Бутылку отправлял во Владикавказ, там в нее лили водку, ею расплачивались с Алиханом, он сбывал ее московским оптовикам уже «в деньги». Спрос на водку был огромный, оптовики даже переплачивали, чтобы гарантированно получать товар. Бизнес пошел так успешно, что уже через год Алихан вернул все кредиты, построил в тихом зеленом районе Владикавказа дом для всей своей большой семьи. У него уже было трое детей, первенец Алан и две дочери-погодки. Из Норильска переехали родители, оставившие в Заполярье все здоровье. Для помощи Мадине в уходе за стариками и детьми из родового селенья взяли дальнюю родственницу с взрослой дочерью. Дом был большой, двухэтажный, так что всем места хватило. Алихан уже подумывал купить бездействующий ликероводочный завод в Беслане, но тут дал о себе знать дефицит спирта.
Тимур в делах друга никакого участия не принимал, хотя Алихан много раз звал его в компаньоны, ему позарез нужны были люди, на которых он может положиться. В Осетии все традиционно держалось на родственных связях. Родственниками были все. Если покопаться в прошлом, обязательно обнаруживались общие корни среди прадедов, двоюродных братьев, троюродных племянников. Отказать в помощи родственнику считалось предосудительным. Как только во Владикавказе увидели, что дела Алихана идут в гору, посыпались просьбы взять на работу своего человека. Он жаловался Тимуру:
– Приходит. Тридцать лет, образование – школа, специальности нет. Спрашиваю: какую работу хочешь? Такую: чтобы утром придти, дать всем накачку, а с обеда свободен. И чтобы денег было много. Ну, что такому скажешь?
