сбросил штаны и грубо раздвинул ноги Милы Сергеевны. Невероятно цепкие пальцы Шрама оставляли синяки на ее молочных бедрах. Мила гортанно закричала.
– Правильно, сука, ори! Мне только по кайфу! – захрипел Шрам, сотрясая тело женщины мощными толчками. Мила извернулась по кошачьи и вцепилась зубами в запястье Витрякова. Тот завопил и залепил ей чудовищную затрещину. Шрам быстро кончил. Они перевернули женщину на живот. Витряков оказался сзади.
– Ну как? Нравится, сучара? – орал Витряков, тараня ее с безжалостностью кузнечного пресса. Шрам ухватил Милу за голову. Тряхнул так, что шейные позвонки протестующе хрустнули.
– Ну, членососка? – заржал бандит. – Покажи-ка мне, что ты умеешь.
Пальцы Шрама продавили ее скулы с силой тисков. Она подумала стиснуть зубы, но поняла, что ее тут- же убьют. И сдалась. Прекратила сопротивление, скоро утратив и связь со временем. Она почти ничего не чувствовала, когда мужчины наконец утомились. Витряков поднялся и ногой сбросил ее тело с дивана. Мила соскользнула на пол. Оба бандита тяжело дышали.
– Это только разминка, шлюха. Чтобы ты знала. Цветочки… Ягодки у тебя впереди.
Мила заплакала. Витряков нагнулся над ней и сдавил клешней горло:
– Шлюха! – со злобой выплюнул он прямо в лицо женщине. – Шлюха поганая. Мы тебя будем трахать до потери пульса, а потом, – Витряков сделал паузу. – Потом мы тебя казним.
Мила горько разрыдалась.
– Нет, Ленечка, не надо… Пожалуйста… Не надо…
– Да, – осклабился Витряков. – Да, шалава! Ты сдала моего брата, ублюдина. Его порезали на куски, из его пуза доктор выковырял восемь пуль, но все равно он был еще живой, когда «черепа» облили его бензином и чиркнули спичкой!
Витряков перешел на крик:
– Он долго умирал, ты, курва! Он сгорел заживо в той самой «девятке», которую я подарил вам на свадьбу!
– Нет! – всхлипывала Мила.
– Ты сдала Кларчука «черепам», – немного успокоившись, убежденно проговорил Витряков. – Я всегда знал, что ты грязная и вероломная шалава. Я предупреждал брата. Я говорил ему, что ты комсомольская дешевка, да он меня не слушал. Он, дурак, любил тебя…
– Филя, – Витряков обернулся к Шраму, – веревку давай.
Шрам, которого, как выяснилось, звали Филей, шагнул к лестнице и поднял с пола моток крепкой бечевки, принесенный бандитами с собой.
– Свяжи ей руки… А то, это такая тварь скользкая, что не знаешь, чего от нее и ждать…
Человек-шрам вернулся к Миле, взвалил женщину на диван, перевернул на живот и скрутил запястья безжалостным морским узлом. Мила замычала.
– Молоток, – кивнул Витряков. – Пошли, Филя. – он поманил Шрама пальцем. Надо с Вацлавом дела порешать.
Оба синхронно подобрали одежду и гуськом направились к выходу. В дверях Винтарь обернулся:
– Ты сгубила моего брата… И ты за это заплатишь. Полежи пока, подумай о том, какая участь тебя ждет.
Стальная дверь грохнула, закрываясь. Лязгнул задвигаемый засов. Мила осталась одна. Силы покинули женщину, и она потеряла сознание.
Сколько длился обморок, Мила Кларикова не представляла даже приблизительно. Часов на ней не было, а окна в подвале отсутствовали напрочь. Связанные руки затекли полностью, зато большинство ссадин уже не кровоточило. Мила была раздета и лежала на диване ничком. Кроме жужжания котла и гула собственно сердца, никаких звуков она не слышала.
Впрочем, трезво взглянув правде в глаза, Мила признала собственные доводы неубедительными.
Почувствовав, как к горлу подступает спазм, Мила жалобно всхлипнула.
Женщина попробовала стянуть веревки, но тщетно. Руки совсем не слушались, а узлы были крепки и надежны.
Неожиданно наверху снова лязгнули замки. Дверь заскрипела, открываясь. Мила инстинктивно напряглась. Попыталась поднять голову, но у нее ничего не вышло. Тяжелые шаги загудели по лестнице.
«Вардюк?!» – едва не закричала пленница, обманутая последней отчаянной надеждой, – «Вардюк и Любчик, Господи, как же я позабыла?!»
