Спустив воду, Вась-Вась потушил свет, а потом все же не удержался и просунул голову в кухню. И то, что он там увидел, заставило его позабыть обо всем на свете. Бонасюк так и зашелся в немом крике, уставившись на груду тряпок в углу, показавшуюся ему сперва каким-то брошенным на пол мешком. Мешок покрывала занавеска, содранная вместе с крючками из зала, и Что (а точнее Кто) под ней лежит, Вась-Вась в точности знал. Хотя и не смог бы сдернуть ткань. Ни за что на свете.
Продолжая беззвучно вопить, он выбежал из квартиры, пронесся по пустынному предрассветному проспекту добрых три квартала. А потом натолкнулся на телефонный автомат и накрутил номер Украинского. На беду, жетоны оказались в кармане.
C первых же слов полковнику стало ясно, что Василий Васильевич во что-то влип. Украинский велел Бонасюку ждать и побежал на стоянку за «Мерседесом». Вскоре они были в управлении. Дежурный при входе козырнул полковнику. Сергей Михайлович запер дверь кабинета на ключ и приступил к допросу.
– А где тело? – спросила Мила Кларчук.
– На Оболони, – сказал Украинский. – В квартире. Я двух ребят послал. Надежных. За домом приглядывать. Никаких телодвижений там не наблюдается. Растопиро сидит в квартире. Чем занят, пока не ясно.
– Не выскользнет?
– Без шапки-невидимки навряд ли.
Поколебавшись, Мила приняла решение.
– Сергей Михайлович, давайте действовать так. Я возвращаюсь на Михайловскую. Кстати, как там моя квартира?
– Наши люди начеку, – не дрогнув глазом соврал Украинский, который о вчерашней ее просьбе просто забыл. – Все тихо и пристойно. Ничего подозрительного. Даже, я бы сказал, и поводов нету, для опасений. Так что не волнуйтесь, Мила.
– Я перестану волноваться, когда вы мне Витрякова с Филимоновым в морге продемонстрируете, – поджала губы госпожа Кларчук. – Я домой пока не поеду.
Украинский пожал плечами:
– Пользуйтесь оперативной квартирой сколько потребуется. Не вижу препятствий, так сказать.
– Спасибо. А с Бонасюком давайте так: я жду его на Михайловской. Дело за вами, Сергей Михайлович. Как посчитаете, что он готов…
Будет готов, не сомневайтесь. Сознается, если потребуется, и в том, что Первую Мировую развязал. И что Рейхстаг поджег, вместо Димитрова.[119]
– Я вам машину выделю. – Добавил Украинский.
– Спасибо. Очень кстати.
Едва Мила уехала на оперативную квартиру УБЭП, в Управлении объявился Следователь. Он прибыл непосредственно с Оболони.
– Ну, что там, Станислав?
– Тишина, Сергей Михайлович. Сидит гад в квартире, носу на улицу не высовывает.
Украинский почесал затылок:
– Как бы он ее там того… это, то есть…
– В смысле, товарищ полковник?
– Не расчленил…
– Да ну… врач все-таки.
– Вот то-то и оно, что врач. – Украинский поморщился. – Ладно. Давай, бери Диму, и Бонасюка, конкретно за яйца.
К двенадцати часам дня накал, в котором словно помидор в собственном соку, варился Василий Васильевич, перевалил все мыслимые и нет пределы, зашкалив верхнюю планку и грозя вот-вот захлестнуть Бонасюка с головой. Как штормовая волна плоскодонку.
В половине первого дверь распахнулась, заставив Василия Васильевича вздрогнуть. В кабинет вошел Следователь в сопровождении Близнеца. Обоих молодых людей Василий Васильевич предпочел бы увидеть в последнюю очередь, да выбор был не за ним. Следователь и Близнец накинулись на Вась-Вася, как делали уже не раз.
– Что, влип, очкарик? – подсел слева Близнец.
– Мало того, что ты, Бонасюк, шантажист. Ты еще и мокрушник! – давил справа Следователь.
– Десятку схлопочешь и еще руки будешь лизать!
– Ты в курсе, что с такими педрилами, как ты, на зоне делают?!
Вась-Вась открывал и закрывал рот.
– Преднамеренное убийство! – напирал Близнец. – Тут и говорить не о чем!
– Непреднамеренное! – плакал Вася.
– Ежику расскажешь! – рассмеялся Следователь.
– Вы же меня, поистине, знаете…
