Будни рэкетиров или Кристина

те самые бандиты, про которых Васька рассказывал», – догадался Растопиро, наблюдая, как вспыхнули фары, и иномарка, не торопясь, выкатила на проспект.

«Они бы тебя убили, Иван, – холодея, подумал кавторанг. Собственные угрозы в адрес распоясавшихся головорезов незаметно отошли на задний план и где-то там потонули, с концами. – Убили бы. Сто процентов».

«У нынешних, говорят, один разговор. Утюг на живот. Рот липкой лентой замотают, и ждут, пока из жопы дам не пойдет».

Иван Митрофанович осмотрел пустынную улицу. С неба заморосил мерзкий дождь. Во дворе не было ни души.

«Где же Вася, будь он неладен? – в сто первый раз спросил Растопиро, и тут до него дошло: Случись Васильку побежать в милицию, с заявлением, и вокруг уже давно рябило бы от «Бобиков» с новогодними гирляндами, вперемежку с мундирами мышиного цвета»

Поскольку ничего подобного не наблюдалось, резонно было предположить, что Вася побежал куда угодно, но, только не в милицию. Визит бандитов тоже не походил на целенаправленную акцию, напоминая скорее, поиски наугад.

«Где же такое место найти, чтобы ни милиция, ни бандиты не достал?» — спросил себя кавторанг. Искушение унести ноги, по добру, по здорову, снова охватило его. Иван Митрофанович, только чудом, не поддался. «Так не годится, – решил он.– Рано или поздно все всплывет, Ваську возьмут за жабры, и расколют, в два счета. Тут он меня и сдаст. И тюрьма. На долгие годы».

Состояние выбора самое вредное для здоровья. Когда жребий брошен, становится легче, потому что предстоит действовать, а на раздумья времени не остается.

Иван Митрофанович снова колебался. Одна его часть горячо настаивала на бегстве, другая призывала обуздать панику и спрятать концы в воду.«Замети следы, Иван. Иначе, рано или поздно…» — Третьей его части, иногда именуемой совестью, очевидно не существовало в природе. Или кавторанг лишил ее права голоса, выключив микрофон.

– Каким образом замести следы?! – это был хороший вопрос, сражавший его, без наркоза, наповал.

«Похорони ее, только и всего».

– Легко, б-дь, сказать, похорони. Где?

«А хотя бы и в гараже».

В гараж они с Бонасюком ходили несколько раз в прошлый приезд Ивана Митрофановича. Вась-Вась хвастался новенькими «Жигулями», в то время как кавторанг завидовал. В канун нового года они притащили из гаража домашнюю консервацию.

«Там пол в подвале земляной, – вспомнил Иван Митрофанович. – Это совершенно точно». Его швырнуло в пот.

«Сдайся Ваня, – в последний раз заговорила совесть. – Много не дадут. Ты ж моряк, ядрена мать». Ивану Митрофановичу представились нары, и рожи уголовников с золотыми фиксами. Урки смотрели выжидающе. Растопиро покачал головой.

– Я в тюрьму не пойду. Лучше вены вскрыть. И потом! Кристине-то от этого что?! Из могилы ее эта тюрьма проклятая подымет?! Из могилы не подымет никто.

Пока мозги лихорадочно размышляли, руки, как бы сами по себе, обшаривали вешалку на предмет ключей от гаража. Как только связка обнаружилась, мирно висящей на одном из латунных крючков, кавторанг отбросил колебания. Сжимая в ладони брелок, аккуратный белый пластиковый ромб с надписью «hotel Grand Istanbul», оставшийся, как память о вояжах Кристины в Турцию, Иван Митрофанович вернулся к бару. Ему до смерти хотелось выпить. Так, что в горле пересохло. Ситуацию следовало выправить. Водки в бутылке оставалось пальца на два. Вообще-то маловато, как для отставного моряка, но, все же лучше, чем ничего. Пока Растопиро глотал, дождь зарядил во всю.

«Это тебе знак. Главное, чтобы всю ночь лил».

Чтобы скоротать оставшиеся до полуночи часы, Растопиро занялся поисками спиртного. Но, ни на антресолях, ни в многочисленных шкафчиках и подсобках обширной квартиры Бонасюков не завалялась ни единая бутылка.

Как время не тянется, а все равно проходит. Когда наступила ночь, кавторанг решил, что пора. Прокрался в прихожую и надолго приник к двери, что есть силы напрягая слух. Будто акустик с подводной лодки, обложенной вражескими эсминцами.

– Кажись, тихо. – Отодвинув засовы с такой осторожностью, словно они были взрывателем мины, а он, соответственно, сапером, Растопиро высунул голову в коридор.

– Господи, дай мне силы, – попросил кавторанг. Вероятно, он ошибался с адресом, но, Иван Митрофанович стоял за равноправие. Как гласит известная поговорка, если Бог с нами, то кто тогда, спрашивается, с нами?

Кавторанг на цыпочках пересек площадку и заглянул в аппендикс мусоропровода, ежеминутно ожидая ЧЕГО УГОДНО. Нервы напряглись до предела. Но, ни у лифта, ни во всем лестничном пролете никого не было.

«Теперь решайся! – просипел кавторанг, хоть решился уже давно, еще утром. – Если действовать, то действовать надо быстро. «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага», – шальной пулей пронеслась в голове строчка из популярной в Отечественную песни. Кавторанг даже узнал голос Марка Бернеса. Добрых три десятилетия назад, когда Иван Растопиро только учился на медика, преподаватель военного дела (не просто преподаватель, а фронтовик, и не откуда- нибудь, а из морской пехоты) разъяснил зеленым курсантам значение тех четырех, упоминаемых песней шагов.

Первый – на ступеньку в окопе, – деревянными губами бормотал Растопиро, возвращаясь в кухню с веревкой. Кристину следовало перевязать. Был момент, он подумал, что не сможет, тошнотворная слабость сковала члены. Иван Митрофанович закусил до крови губу, и перевалил Кристину на бок. Она была мягкая, видимо, окоченение уже прошло. Просунув левую руку под лопатки, кавторанг перевел дыхание. – Уф! – выдохнул Растопиро, разгибаясь, с ношей, словно штангист на помосте. – Второй на верхний срез окопа. –