Расплата. Цена дружбы

– С Днем Рождения! – громко сказал Протасов, борясь с определенным дисбалансом, возникающим всякий раз, когда мысленный стереотип входит в противоречие со зрительным образом. Нина оказалась моложавой и весьма привлекательной женщиной, какой бы сам Валерий с легким сердцем дал лет 40–45 от силы, хорошо сложенной, с русыми, не без рыжинки волосами и проницательными карими глазами, широко расставленными на скуластом лице, придававшем ей некий пикантный восточный колорит. У славян частенько скуластые лица, напоминающие о трехсот летнем монголо-татарском иге. Нос у Нины Григорьевны был картошкой, но все еще смотрелся довольно мило, вопреки не девичьему возрасту. Портрет хозяйки довершал ярко красный спортивный костюм, показавшийся Протасову совершенно не к месту. Он даже невольно подумал о какой-нибудь спасательной операции в исполнении американской службы «911». Впрочем, костюм подчеркивал фигуру, которую, по мнению Протасова, глупо было скрывать. «Вот тебе и стараякарга», – сказал сам себе Протасов, неловко топчась на месте.

– Заходите пожалуйста, – приветливо улыбнувшись гостям, Нина отступила в глубь прихожей.

– Круто выглядите, – брякнул Протасов, и мог бы поклясться, что Нина Григорьевна польщенно улыбнулась этому аляповатому комплименту. Невестка и свекровь радушно поздоровались. Протасов протянул имениннице розы, приобретенные по пути на Олькины деньги.

– Спасибо, тронута, – сказала Нина. Ольга, спохватившись, представила бывшего мужа настоящей свекрови:

– Валерий, мой старинный товарищ по институту. Нина Григорьевна. Моя свекровь.

Здравствуйте, Валерий. Очень приятно. Заходите, пожалуйста. – Нина Григорьевна сопроводила приглашение таким откровенно оценивающим взглядом, что Валерию стало не по себе. «Можно подумать, что я племенной жеребец», – решил Протасов, концентрируясь на изучении обстановки прихожей, внушающей уважение, в первую очередь, геометрическими размерами. Валерий помог Ольге разоблачиться, водрузив верхнюю одежду на румынскую вешалку, относящуюся к эпохе молодого Чаушеску.[38] А затем, под требовательным Ольгиным взором, сбросил туфли и нырнул в тапочки.

«Ну надо, так надо, – пробормотал Валерий. – Спасибо, хоть сообразил потняки новые одеть. Без дырок, в натуре».

Вместо двери прихожую и гостиную разделяла старомодная бамбуковая занавеска. Отодвинув рукой многочисленные лески с нанизанными палочками, Протасов заглянул в комнату.

– Ты чему ухмыляешься? – вполголоса поинтересовалась Ольга. Нина Григорьевна скрылась на кухне.

– Да штор таких тысячу лет не видел. – Бамбуковые занавески сомкнулись за ними, как морские волны.

«Кабачок «Тринадцать стульев»[39] помнишь? – усмехнулась Ольга.

– Это там, где… – Протасов наморщил лоб, – подожди, подожди, – добавил он, усиленно копаясь в памяти, – там, где пан Спортсмен был?

– Своего вспомнил, – хихикнула Ольга.

– Пан Гималайский, пан Профессор, пани Моника… – сам себе удивляясь, затараторил Протасов.

– А говоришь, память плохая.

– Пан Зюзя, пани Зося…

– Склероз тебе не грозит.

– Да, были там такие жалюзи, в телестудии. – Валерий расплылся в улыбке. – Мой старик от «Кабачка» торчал. Каждую субботу, как штык, у ящика зависал. Да, – Протасов вздохнул, – вот, были времена… – Он сменил тему. – Тут потолки метра четыре, в натуре? – поинтересовался Валерий, задрав подбородок.

– Чтобы не пять.

– Я гляжу, блин, вся мебель какая-то подстреленная.

Мебель в квартире Капониров не достигала и половины стен, отчего действительно создавалось нелепое впечатление, что то ли шкафы какие-то детские, для кукол, то ли с потолками не все в порядке.

– Хоть на дельтаплане летай. – Развил мысль Протасов. Лампу перегоревшую заменить – смертельный, блин, номер. С такой верхотуры колдырнешься, и в гипс на пол года. Костей, в натуре, не соберешь.

– Это точно. – Подхватила Ольга. – Я Нине Григорьевне обои клеить помогала, так пришлось стремянку на прокат брать. И обоев пошло втрое больше, чем рассчитывали.

– Второй этаж можно забадяжить, – сказал Протасов, подтвердив, что практичность порождение бедности.

– Зачем Нине второй этаж? – возразила Ольга. – Она и так, в трех комнатах одна живет.

– Угу, – согласился Протасов. – Заблудиться, е-мое, недолга.

Посреди гостиной располагался длинный раскладной стол, по случаю приема гостей застланный нарядной бархатной скатертью с бахромой, солидной и старомодной одновременно. На скатерти размещались столовые приборы, установленные в образцовом порядке: тарелки по две, одна в другой, вилки слева, ножи справа, селедочницы с салатницами – посредине, рядышком с распечатанными бутылками.

– Нина из себя белую косточку любит строить, хотя сама она, насколько я знаю, из детдома. – Шепотом сообщила Ольга. Валерий потянул носом, уловил острый запашок селедки пряного посола с нарезанным тончайшими колечками луком, и сглотнул слюну.

– Эх, а мы с батей, помню, по воскресеньям картошку жарили. Батя лечо болгарское покупал. Помнишь, было такое, в голубых жестянках? И скумбрию в масле открывали. Подливка там, блин была…