Расплата. Цена дружбы

пупком. – Так возьми меня, как ты хочешь.

Человеческий разум удивительный инструмент. Его сила и слабость одновременно заключаются в замечательной непредсказуемости, отличающей мозг от компьютера. Андрей, безусловно, хотел, но его желание совершенно неожиданно вошло в противоречие с возможностями. Такое случается сплошь и рядом. С Бандурой это произошло впервые, и он несколько растерялся.

«Ну, дела… повис на пол шестого…» — не совсем корректно думал Андрей.

– Я тебе помогу, – шептала в ухо Мила, целуя шею и ловко орудуя руками. Но и в ее умелых ладонях его свистулька не превратилась в боевой горн.

– Вот, черт, – бормотал Бандура, напуганный тем, что такие проколы, как правило, не прощаются.

– Не волнуйся. – Мила была само великодушие, и это особенно задевало.

– Я в ванной не привык, – лепетал Андрей

– Хорошо. – Обратно вооружившись обратно полотенцем, она обтерла его насухо, как ребенка. Они переместились в спальню, где Мила уложила Андрея на кровать. Ее волосы рассыпались по его животу, но это не возымело никакого действия. Поскольку усилия были тщетны, Андрей все больше чувствовал себя пациентом лаборатории по сдаче спермы, а Милу Сергеевну воображал медсестрой. Ситуация вовсе не представлялась прикольной. Бандура опасался, что Мила вот-вот взорвется. «Сейчас онапсиханет, и плюнет мне прямо в рожу», – думал Андрей, посылая яростные умственные приказы, впрочем, оставшиеся невыполненными. Большинство человеческих органов весьма условно подчиняются сознанию, этот факт особенно четко осознается с возрастом.

– Извини, – блеял Бандура.

– Ты дрожишь, – растерянно сказала Мила. Она запыхалась.

– Извини, я не могу! – отстранившись, Бандура соскочил с кровати. Его верный друг уныло болтался, придавая Андрею сходство с новобранцем на окружной медицинской комиссии.

– Почему? – Милу, наконец, выбило из седла. – Ты, что?… – она бледно улыбнулась, – только не говори, что ты голубой.

– Я не голубой! – Бандура отчаянно замотал головой. – Просто у меня… никогда раньше… как бы тебе это сказать? Ты понимаешь?

– Никогда раньше?… – она широко распахнула глаза. – Ты хочешь сказать?… Ты еще мальчик?

– Ну, где-то, по большому счету… – сопел Андрей, не подымая глаз. Зато Мила Сергеевна сразу успокоилась.

– Иди сюда, – ласково позвала она, устраиваясь на кровати. – Стань передо мной на колени, вот так. Я покажу, что надо сделать. – Кожа ее ног оказалась удивительно нежной с внутренней стороны, а тепло Бандура ощущал ушами. Не успел он как следует приступить, как Мила задрожала всем телом, руками и ногами сжимая его голову так сильно, что он опасался за сохранность шеи. «Еще!» – кажется, кричала Мила, но Андрей плохо слышал в силу целого ряда причин. Она кончила быстро и бурно, зарядив его, как подсевший аккумулятор. Бандура переместился повыше, наконец-то чувствуя себя человеком.

– Другое дело, – сказала Мила, заметив, что он в порядке. Впрочем, если раньше его системы допустили досадный сбой, то теперь разрядились до обидного быстро.

– Ух! – выдохнул Андрей, опускаясь, рядом с ней, на подушку.

– Передай, пожалуйста, полотенце, – попросила Мила Сергеевна. Спохватившись, Бандура сам протер ей живот.

– Одной из самых отвратительных привычек, передающихся мужчинам очевидно, с молоком матери, – нравоучительно заметила Мила, – является полное небрежение предметом вожделения сразу после оргазма.

– Я учту, – пообещал Андрей. – Это… поесть бы, короче.

– Все давно готово, – сказала Мила. – Помоги принести с кухни. Я предпочитаю завтракать в постели.

– Мой отец любил повторять, что, мол, завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин, отдай врагу. Но, по-моему, никогда не придерживался этих слов.

– Правила написаны, чтобы их нарушать. – Мила отправилась на кухню, на ходу набросив халат. Проводив ее мелькнувшие на мгновение ягодицы, Андрей вспомнил Протасова, называвшего эту часть женского тела «булками». «Все-таки он конкретный мудак», – заключил Бандура, пообещав, что сразу после завтрака вернется к стройной попочке хозяйки и даже попробует взять реванш.

Они наскоро перекусили разогретыми в микроволновке сандвичами, запивая апельсиновым соком из картонки. В баре нашлось «Токайское». Бандура плеснул в фужеры. Как только с завтраком было покончено, он сбросил с нее халат.

– А теперь ты стань на колени.

– Куда? – удивилась Мила.

– А вот прямо сюда. На кровать.

* * *

Около полудня они, наконец, угомонились. Оба лежали навзничь, переводя дух и перебрасываясь ленивыми фразами. Бандура потягивал «Токайское», Мила тоже несколько раз отхлебнула. Разговор потихоньку пошел о бизнесе, который, как известно, по гамме переживаемых порой ощущений как минимум сопоставим с хорошим сексом.

– Помнишь, милый, вчера я говорила тебе, что нам, возможно, доведется уехать? – осторожно поинтересовалась госпожа Кларчук.

– Прямо сейчас? – Бандура изобразил уныние верного старого пса, которого вытягивают на прогулку в дождь. После секса бывает недурственно поспать. Но, Мила придерживалась иного мнения.