Посреди топей возвышалась дамба, ведущая к узкому и высокому мосту. И мост, и дамба были забиты отступающими частями. Войска накатывали волнами. Вражеских самолетов, к счастью, видно не было, зато следы их визитов попадались на каждом шагу. Берег реки был перепахан вдоль и поперек, у моста колесами кверху валялся армейский грузовик, несколько подвод с вывернутыми оглоблями и лошадиные трупы. Нечего было даже думать прорваться через мост на машине. Первыми слезли ГэБисты. И затерялись в толпе, не попрощавшись. За ними из кузова выбрался старшина. Соня с ужасом подумала, что сейчас снова окажется одна.
– Давай, помогу. – Артиллерист, обернувшись, протянул руку. Дальше придется пешкодралом…
– Спасибо вам. – Она прослезилась. Это его смутило.
– Чего уж там. Держись рядом. Видишь, экая давка образовалась.
Обстановка на переправе осложнялась с каждой минутой. Войска накапливались на западном берегу, но, где-то посередине произошел затор. Задние напирали на передних. Вскоре люди стояли плечом к плечу, плотно, как патроны в обойме.
– Уф, – отдувался старшина, заслоняя Соню с Нинкой торсом. Благо, торс был, как у медведя. – Ух, стой, куда прешь, твою мать, не видишь, баба с дитем. Гляделки дома забыл? А ну, отвали, пока башку не отвернул!
Кто не был в раскачивающейся, подобно гигантскому маятнику, толпе, тому не понять охватившего Соню ужаса. Дышать стало тяжело. Со всех сторон навалились тела. Толпа казалась единым, противоестественно большим организмом, движущимся неведомо куда и зачем.
– Если фрицы нагрянут, – прохрипел слева старшина, – плакали наши дела.
Кто-то отчаянно закричал, придавленный к металлическим ограждениям. Кто-то сомлел, и его немедленно растоптали. Пара человек прыгнули в реку и со шлепками скрылись под водой.
– Я больше не могу! – хрипела Соня, чувствуя, что тонет в толпе, как в трясине. Ноги не касались земли, это было удивительно, но, сил удивляться не осталось. Чудовищные песочные часы встали намертво.
– Дите давай! – старшина подцепил Нинку за шиворот и поднял над лесом голов. Если бы он был среднего роста, ребенок наверняка бы погиб. Но, старшина был гигантом. Через секунду Нинка сидела на его могучей холке, как наездник на боевом слоне. Толпа, дрогнув, медленно пошла вперед.
– Нинка?! – крикнула Соня.
– В порядке Нинка. Держись!
Если пару минут назад Соне казалось, что она погребена заживо, то теперь ее подхватил поток. Стремительный и чрезвычайно опасный. Несколько раз ноги подворачивались, а жизнь повисала на волоске, но, сильная рука старшины поддерживала ее на плаву, готовую исчезнуть навсегда.
– Держись! – заклинал артиллерист. – Упадешь, затопчут!
За несколько метров до моста они увидели отделение тяжелых танков КВ. [8] Широченные гусеницы и массивные борта машин были заляпаны грязью, скрывавшей опознавательные знаки. Видимо, танки проделали долгий марш. Механики-водители выглядывали из люков. Несколько танкистов спустились с брони, пытаясь навести на мосту порядок.
– А ну, осади! – командир в промасленном черном комбинезоне размахивал над головой пистолетом. – Осади, мать твою! Кому сказал?!
– Пошел ты! – огрызались из толпы. Но, все же, большинство были рады самозванным регулировщикам. ВЛАСТЬ ВАЛЯЕТСЯ НА ЗЕМЛЕ ТОЛЬКО ТОГДА, КОГДА НЕ СУЛИТ ВЫГОД, ПОЧЕСТЕЙ И БЛАГ. ЭТО ИМЕННО ТЕ РЕДКИЕ МОМЕНТЫ, КОГДА ОНА МОЖЕТ ПОПАСТЬ В ДОСТОЙНЫЕ РУКИ.
– Расступись! – орал танкист. Из-под сдвинутого на затылок танкошлема выбился огненно рыжий вихор. – У второго пролета грузовик застрял. В реку его, к чертовой матери!
С запада долетело несмелое пока жужжание, вроде комариного писка. По толпе пронесся стон.
– «Юнкерсы», – прошептал Старшина. – Ну, все, приплыли.
Когда пробка начала рассасываться, к переправе подкатила кавалькада черных легковых «Эмок». Разъяренный толстяк с комкоровскими ромбами[9] напустился на рыжего танкиста с такой злобой, словно считал того повинным не только в заторе, но и в катастрофическом начале войны. Старшине и Соне было плохо слышно издали, но слова «саботаж», «трибунал» и «к стенке» достигли их ушей. Танкист не полез за ответом в карман. Обстановка не способствовала чинопочитанию. Задницы удобнее лизать в кабинетах. На передовой у них какой-то иной вкус. Комкор схватился за пистолет.
– Пристрелю собственною рукой! – орал он. Из «Эмок» вывалила свита. Все были взвинчены до предела. Никто не попытался удержать руку комкора. Рев авиамоторов уже не походил на комариный писк.
– Дождались, – выдохнул старшина. – Плавать умеешь, родная?!
– Что делать?! – она вытаращила глаза.
Первые бомбы угодили в реку, выбив многометровые фонтаны. Потом одна или две попали в насыпь. Комья земли полетели в разные стороны. В двух шагах от Сони раздался взрыв матов, а затем прозвучал выстрел, показавшийся не громче хлопка в ладоши. Обернувшись, она увидела рыжего танкиста, упавшего перед комкором на колени. Рыжий хватался за живот, из которого толчками брызгала кровь. На его чумазом лице читалось недоумение. Не страх, не злоба, а именно недоумение: «Как же так? Как же так?» Комкор отступил на шаг, пряча «ТТ» в кобуру.
– Поехали, быстро!
– Убил, – сказал танкист, и ткнулся лбом в проселок.
Комкор со свитой успели забраться в «Эмки», когда двигатель головного КВ выплюнул из кормы мощную струю выхлопных газов. Танк с лязгом развернулся на пятачке. Не успела Соня открыть рта, как первая «Эмка» исчезла под гусеницами, смявшими легковушку, будто яичную скорлупу. Перекатив через то, что только что было машиной, танк раздавил вторую. Лишь стекла брызнули, когда со скрежетом порвалась крыша. Третья «Эмка» пробовала улизнуть задом. Сорока пяти тонная махина легко настигла виляющую из стороны в сторону легковушку. Едва гусеницы прищемили капот, «Эмка» встала на дыбы. Передние колеса исчезли, задние взлетели над дорогой. Соня в ужасе разглядела белое лицо водителя. Злополучный комкор
