Леонид выругался, хлопнув себя по лбу:
– Б-дь. Совсем они мне мозги заклепали. Этот штрих, из Киева, и эта коза долбаная.
Мила к тому времени с разрешения Бонифацкого ушла в свою комнату, которую ей подобрал Вацлав Збигневович. Довольно просторную, снабженную двуспальной кроватью, парой кресел и добротной металлической решеткой на окне.
– За час обернемся? – спросил Витряков. Боник, подумав, ответил, что должны. Прикинув расклад сил, Витряков прихватил с собой Белого и Желтого, двух головорезов из охраны Бонифацкого.
– Филя, – он подозвал Шрама, – остаешься, короче, за главного. Если Ногай с Рыжим киевского штриха раньше привезут, чем мы вернемся, знаешь что делать?
– Скрутить, и пускай лежит?
– Точно.
– Не бейте без надобности, – добавил Бонифацкий.
– Ага, сильно не бейте.
– Без проблем, Леня, – отозвался Шрам.
– Смотри, б-дь на х… не грохни его до моего возвращения, – предупредил Леня, хорошо зная садистские наклонности Шрама. – Уразумел?
Филимонов пообещал, что все будет в ажуре.
– Бабу не трогать, – продолжал Витряков, собираясь выходить.
– На хрен она кому далась, – сказал с крыльца Шрам.
Витряков хмуро покосился на Филю, и тут его голову посетила показавшаяся дельной мысль.
– Филя, ну-ка свяжи эту суку. Хрен ее знает, чего от нее ожидать.
– Свяжу, – заверил Филимонов.
– Сейчас, б-дь, свяжи! – рявкнул Леня.
Забинтованный и еще один бандит, которого остальные звали Бутербродом, поднялись.
– Бинт, где липучка? – спросил Бутерброд. Мила, появившаяся в дверном проеме, с мольбой посмотрела на Бонифацкого, но Вацик предпочел отвернуться.
Когда Витряков и Бонифацкий укатили, Забинтованный, Шрам и Бутерброд уселись на крыльце. Бинт сбегал за нардами, которые возил в отделении для перчаток. Она сыграли пару партий, пока Шрам не заскучал. Игра перестала клеиться. Захотелось промочить горло.
– Хорошо бы пропустить по рюмашке, – предложил он, рассеянно глядя на морской простор. С высокого горного кряжа, приютившего домики «Камня Шаляпина», море казалось выпуклой бирюзовой чашей, закругляющейся к востоку и западу. – Было бы в самый раз.
– Без проблем, – сказал Бутерброд и куда-то исчез, объявившись через пару минут с бутылкой «Столичной» и тремя пластиковыми стаканами.
– О! – Шрам с оживлением потер ладони. – Гарсон, бля.
– Леня по головке не погладит, – предупредил Забинтованный кисло. Правда, не очень искреннее.
Стоял полдень, солнечный и теплый, но не жаркий. Свежий ветерок с моря бодрил. В общем, обстановка располагала.
– А кто ему настучит? – прищурился Филя Шрам. – Может, ты, Бинт, настучишь?
– Я – нет. – Забинтованный часто заморгал.
– А то – смотри.
Бутерброд плеснул в стаканы. Беззвучно чокнувшись, выпили по одной. Потом закурили, и продолжили. Конечно, не хватало закуски, но они все равно опустошили бутылку, в три приема, без проволочек и лишних слов. Сразу стало веселее. Но недостаточно весело.
– Мало, – сказал Шрам. Лицо его раскраснелось, глаза слегка увлажнились. – Еще бы по столько же…
– Я принесу, – предложил Бутерброд.
– Ты чего, ларек по дороге бомбанул?
– Да кинул в сумку пару флаконов, – польщенно улыбнулся Бутерброд, – как Леня велел на природу ехать.
– Запасливый черт, – похвалил Филимонов. – Ты, часом, не еврей?
– Сам ты еврей, – обиделся Бутерброд. – Так тащить или нет?
– Давай, волоки. Не клепай мозги.
Забинтованный попытался напомнить собутыльникам о столичном киллере, которого, вероятно, привезут с минуты на минуту. В ответ ему посоветовали засохнуть. Он все равно настаивал, и, в конце концов вывел Филимонова из себя:
– Ты задолбал, Бинт! Я фраера и после трех флаконов порву. Голыми руками на английский флаг!
– Тебе, Бинт, не наливать? – со своей стороны нависал Бутерброд. – Обломился, да? Так и скажи!
