будничней, чем он сам рассчитывал. – Точнее, скальп, яйца и, типа, уши скорее требуются Артему Павловичу, а Олег так, рупором работает. Отрабатывает, б-дь.
– Всего-то? – протянул Эдик. – З-замечательно.
– Дело, типа, – продолжал Атасов, следует обтяпать до четверга.
– Вот так п-просто? В-взять – и о-отправить к праотцам се-серьезного авторитета?
– А что тебя, типа, смущает, Армеец? Бабушка в детстве не учила, что долг платежом, типа, красен.
– У-учила, – согласился Армеец, но…
– Менять профессию поздновато, – добавил Атасов голосом судьи, оглашающего смертный приговор.
– Кого-кого завалить?! – встрял Протасов с видом только что проснувшегося человека. – Вацика Бонифацкого?! Это того, блин, мутного хорька, которого еще прошлым летом надо было удавить резинкой, в натуре, от трусов?
– Надо было, – согласился Атасов, покосившись на таксиста, корчившего из себя глухонемого. – Все. Хватит. Об остальном переговорим, как приедем. Лицо Армейца вытянулось:
– П-правилов рассказал тебе, где А-андрей?
– Уже там.
– Г-де?! – глаза Эдика напоминали иллюминаторы самолета.
– В том, типа, смысле, что на полуострове, – поправился Атасов. – Только он потерпел неудачу.
– Н-неудачу? Ч-что значит, неудачу?
– Неудачу означает неудачу! – фыркнул Атасов и, повернув голову, уставился в окно. – Ничего больше неизвестно. Кроме того, что на него повесили какое-то мокрое дело.
– Кто?
– Местная, типа, милиция, Армеец.
Остаток пути они проделали молча. По лицу Армейца можно было заключить, что он жалеет о том, что спрашивал. А, возможно, и не только об этом.
На Троещине, прямо у подъезда, они увидели Юрика Планшетова, который прогуливал Гримо. Или Гримо выгуливал Юрика, смотря, с какой стороны посмотреть. Оба сражались, как две антагонистические противоположности. Бультерьер, хрипя, рвался с поводка, натянутого, будто якорный канат в свирепый шторм, Планшетов цеплялся за поводок с багровым от натуги лицом участника чемпионата по перетягиванию каната.
– П-п-п… – Армеец, при виде восставшего из мертвых верного оруженосца Бандуры полностью решился дара речи. Это было неудивительно. Атасов и Протасов переглянулись. Словно увидевшие призрак трезвые и практичные люди, намеревающиеся спросить друг друга, а не померещилось ли им.
– Е-мое… – это было все, на что сподобился Валерий. – Приведение, мать его, блин.
– Ты, типа, не прав, Протасов, – возразил Атасов. – Приведения не выгуливают собак.
– Умел бы, бляха-муха, перекрестился бы, – гнул свое Валерий. – Вот, блин, чудеса на виражах…
– Это, типа, точно.
Завидев приятелей, Планшетов разжал пальцы и только чудом устоял на ногах. По всем законам физики, он просто обязан был очутиться на заднице. Это свидетельствовало в пользу точки зрения Протасова, полагавшего, что они столкнулись с каким-то потусторонним феноменом. Однако, пес не позволил приятелям обменяться мнениями на этот счет. Гримо перелетел лужайку, метя в Атасова, как выпущенная по танку самонаводящаяся ракета класса «земля-земля».
– Фу! – успел завопить Атасов за какую-то долю секунды до столкновения.
В лифте Атасов, скрипя зубами, продолжал грозить бультерьеру страшными карами. Куртка и джинсы Атасова были вымазаны грязью из лужи, в которую его на радостях опрокинул пес:
– Я тебя, Богом клянусь, пристукну. Усыплю к чертовой матери. Застрелю вот этой рукой. Сдам в милицейский питомник.
Гримо грозные слова хозяина, похоже, абсолютно не смущали. Даже наоборот. Он вращался в ошейнике, который теперь крепко держал Протасов. Валерий был единственным, у кого имелись приличные шансы совладать с обрадованной собакой.
– Да ладно, Саня, – успокаивал приятеля Армеец, пытаясь струсить прилипшую к Атасову грязь.
– Да что, ладно, Эдик?! Какого, типа, черта ты делаешь? Все шмотки теперь стирать!
– Да не ки-кипятись, постираем… У меня же ма-машина – по-полуавтомат.
Когда они очутились, в конце концов, в квартире, Атасов обернулся к Планшетову:
– Мог бы и придержать собаку, – сказал он строго.
– Его удержишь…
– Выплыть из реки сил хватило, – проворчал Атасов, направляясь в ванную.
– Ну… – начал Планшетов.
– Да, Юрик, – вклинился Протасов, – так ты выжил, или нет?
– А ты как думаешь, чувак?